Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча. Сесил Скотт Форестер
ушли.
У входа в театр ждал гусарский отряд, два конюха держали под уздцы двух оседланных лошадей, и Хорнблауэр понял, что придется ехать верхом в парадном мундире. В прежние дни это опечалило бы его гораздо сильнее, сейчас же он с удовольствием вспомнил, что у него в каюте двенадцать пар запасных шелковых чулок. Эссен залез на лошадь, Хорнблауэр последовал его примеру, и они, сопровождаемые эскортом, двинулись через залитую лунным светом площадь. Подковы звонко стучали по булыжной мостовой. Два поворота, некрутой спуск – и отряд выехал к понтонному мосту через Двину. Теперь подковы застучали глуше. За мостом дорога шла по высокой насыпи вдоль воды, по другую сторону поблескивали пруды и канавы, а между ними горели бесчисленные походные костры. Здесь Эссен остановился и велел офицеру с половиной эскорта выехать вперед.
– Не хочу, чтобы меня обстреляли свои же, – объяснил он. – Часовые на взводе, а въезжать в деревню после только что отбитой атаки опасней, чем штурмовать батарею.
Хорнблауэр выслушал эти слова, не вникая в смысл, – его мысли были поглощены другим. Он всегда был плохим наездником, а шпага, лента со звездой и треуголка еще добавляли трудностей. Он неизящно трясся в седле, обливаясь потом в ночной прохладе и судорожно поправляя то одно, то другое всякий раз, как отваживался оторвать руку от поводьев. По дороге отряд несколько раз окликали, однако мрачные пророчества Эссена не сбылись – ни один слабонервный часовой в них не выстрелил. Наконец в ответ на очередной оклик остановились в таком месте, с которого был виден купол даугавгривской церкви, черный на фоне бледного неба. Как только стих стук копыт, Хорнблауэр различил еще один звук: протяжный вой, в котором по временам прорывались дикие крики – целый хор стонов и воплей. Часовой пропустил их, отряд въехал в деревню, и стало ясно, откуда стоны: по левую руку тянулось освещенное факелами поле, где сейчас врачи занимались ранеными. Хорнблауэр мельком увидел бьющееся на столе белое тело и склоненных над ним врачей – в отблесках факелов они выглядели служителями инквизиции. По всему полю корчились и стонали раненые. А ведь это была обычная мелкая стычка – всего несколько сотен раненых с той и с другой стороны.
Они спешились перед церковью, и Эссен, ответив на салют бородатого гренадера у двери, вошел. Свечи создавали в темноте зыбкий островок света, за столом перед шипящим самоваром сидели несколько офицеров. При появлении губернатора они встали, и Эссен представил:
– Генерал Дибич[24], полковник фон Клаузевиц[25]. Коммодор сэр Горнбловер.
Дибич – поляк, Клаузевиц – прусский перебежчик, о котором Хорнблауэр слышал раньше, военный-интеллектуал, решивший, что истинный патриотизм требует воевать с Бонапартом вне зависимости от того, на какой стороне формально воюет Пруссия.
Они отрапортовали на французском: враг попытался с восходом луны овладеть деревней, был отброшен и отступил с большими потерями. Есть пленные: некоторых взяли