1984. Джордж Оруэлл
Подготовку высший класс им теперь дают в Агентах. Лучше даже, чем в мои годы. Думаешь, чем их недавно снабдили? Ушными трубками для подслушивания через замочную скважину! Моя девчушка принесла одну такую домой как-то вечером. Опробовала её у двери в нашу гостиную и полагает, что расслышала в два раза больше, чем если бы просто приложила ухо к дырке. Конечно, понимаешь, это так, игрушка. А всё ж наводит их на правильную мысль. А?
На этот раз телеэкран издал пронзительный свист. Это был сигнал вернуться к работе. Все трое мужчин вскочили на ноги, чтобы присоединиться к толпе, штурмующей лифты; из сигареты Уинстона высыпались остатки табака.
Глава 6
Уинстон писал в своём дневнике:
Это произошло три года назад. Произошло это тёмным вечером, в узком переулке недалеко от большой железнодорожной станции. Она стояла у дверного прохода у стены, под уличным фонарём, который едва светил. У неё было молодое лицо, очень густо накрашенное На самом деле, именно краска меня привлекла, её белизна, как у маски, и ярко-красные губы. Партийные женщины никогда не красят лицо. На улице никого больше не было, и телеэкранов не было. Она сказала: «Два доллара». Я….
С минуту было трудно продолжать. Он закрыл глаза и прижал к ним пальцы, стараясь выжать из них видение, которое всё повторялось и повторялось. У него появилось почти непреодолимое желание во весь голос выкрикнуть целый набор грязных слов. Или удариться головой о стену, перевернуть стол, запустить в окно чернильницей, – сделать что-то с яростью или с грохотом, или с болью, чтобы это могло выбить мучительное для него воспоминание.
Твой самый худший враг, подумал он, это – твоя собственная нервная система. В любой момент напряжение внутри тебя способно преобразоваться в какой-либо видимый симптом. Он подумал о мужчине, мимо которого он прошёл на улице несколько недель назад. Обычного вида мужчина, член Партии, в возрасте от тридцати-пяти до сорока, довольно высокий и худой; нёс портфель. Они были на расстоянии нескольких метров друг от друга, когда левая сторона лица этого мужчины внезапно исказилось чем-то вроде спазма. То же самое произошло вновь, когда они поравнялись: всего лишь подёргивание, содрогание, проскочившее, как щелчок камеры, но, по всей видимости, ставшее привычным. Он вспомнил, что пришло ему в голову в этот момент: «Этому бедняге конец». И страшнее всего было то, что подёргивание это происходило, скорее всего, непроизвольно. Ещё одна по-настоящему смертельная опасность, которая страшнее всего, это разговаривать во сне. Тут, насколько он понимал, ты никак не можешь себя контролировать.
Уинстон собрался с духом и продолжал писать:
Я прошёл с ней внутрь, и, через задний двор, на кухню в подвал. Там у стены стояла кровать, и на столе была лампа, повернутая книзу. Она….
Он заскрежетал зубами. Захотелось сплюнуть. Одновременно с мыслью о женщине на кухне он подумал о Кэтрин, своей жене.
Уинстон был женат. То есть, когда-то был женат, хотя