Пристанище пилигримов. Эдуард Ханифович Саяпов
не взлетит!» – очередь улыбается, а служащая аэропорта машет рукой, отсылая назойливую блондинку доплачивать за багаж. Мансурова мгновенно исчезает в толпе.
Она прибегает через пять минут, взмыленная, с мелким бисером пота на раскрасневшейся физиономии, с какими-то квитанциями, и буквально падает на стойку в полном изнеможении. Все выдохнули, когда наши огромные баулы отправились в багажную телегу, – не до конца опохмелившийся грузчик кидал их с такой лютой ненавистью, словно это были дородные пьяные бабы.
В зале ожидания царит сонная тишина, – её изредка прерывают сообщения диктора. До взлёта еще осталось время, и мы сгрудились за одним столом в привокзальном кафе. Ребята очень возбуждены, кричат наперебой и пытаются беспрестанно шутить. Девушки истерично смеются, как будто их хватают за подмышки, и это замечательно, что они ещё могут таким образом реагировать на стресс, а вот Ленка уже третий раз бегает в туалет…
Я безумно устал и пытаюсь пережить этот бесконечный день, который тянется уже сорок восемь часов, и только водочка помогает мне оставаться на ногах. Она порождает эмоциональные импульсы, которые, проникая в мышечные волокна, заставляют моё тело двигаться, а сердце биться. Наверно, я бы уже давно упал, как загнанная лошадь, если бы не подстёгивал себя алкогольной плетью.
В зале ожидания народу не много. Блестят мраморные полы. Тишина доминирует в лёгком гомоне голосов и редких включений репродуктора. За окном проплывает огромный фюзеляж лайнера ИЛ-96. Утомлённый долгим ожиданием своего рейса до Ашхабада, на лавочке задремал толстый туркмен, подобрав под себя ноги и обнимая волосатыми руками дорожную сумку. Я прохожу мимо, пристально вглядываясь в его широкое скуластое лицо кирпичного цвета: открытый рот, стекающая в бороду слюнка, редкие почерневшие зубы… Маленькая девочка поднимает упавшую на пол тюбетейку и тащит её на вытянутых руках к маме… «Верни дяде шапочку!» – шёпотом «кричит» мать, словно боится разбудить дорогого гостя.
В который раз уже подхожу к барной стойке, чтобы заказать выпивку… «А можно в гранёный стакан?» – спрашиваю бармена. Он наливает холодную тягучую «Финляндию» из бутылки, покрытой инеем, и толкает в мою сторону граненый стакан, – он катится по гладкой полированной поверхности и ложится прямо в мою ладонь.
За последние два дня я очень устал от этой навязчивой публики. Артисты – энергетические вампиры: они каждую секунду требуют внимания. Хочется побыть одному, но слышу за спиной певучий голосок Ольги Кустинской:
– Эдуард… А куда Вы водочку понесли?
Оборачиваюсь – она стоит фертом, слегка подбоченившись, в короткой джинсовой куртке со стразами, в облегающих светлых джинсах, подчёркивающих её рельефные ноги. У неё – небесно-голубые глаза и пухлые капризные губки. Это очень красивая девочка, но я отвожу от неё взгляд: она как будто стоит предо мной голая. Мне всегда неловко в её присутствии, словно мы по пьяни переспали, а теперь скрываем это от моей жены.
– Собрались втихаря её откушать? – интересуется Ольга, подходя ко мне ближе;