Магнолии были свежи. Софья Игнатьева
чтобы с «Пятнышком» все было хорошо, чтобы она не сломала ногу; она ожидала, что будет спокойно наблюдать, пряча все эмоции в себе, как и пристало леди, однако когда ее фаворит вырвался вперед, Мадаленна вдруг позабыла о манерах, и первая вскочила с места, хлопая в ладоши и крича «Ура!» Сара была тут же, счастливая и взволнованная; они болели за одного игрока.
Когда на арену вывели последних лошадей перед большим перерывом, Мадаленна заметила Джона, он о чем-то разговаривал с Майклом, и они выглядели явно чем-то взволнованными. Ее кавалер поймал ее взгляд, и гримасу недовольства едва успела прикрыть натянутая улыбка. Там явно что-то происходило, но они с Сарой не могли понять, что именно, и Мадаленна почувствовала, как внутри клубком свернулось тяжелое предчувствие.
– Гэлбрейт точно проиграет. – раздался чей-то низкий голос сзади нее.
– Да и не только он, – первому басу вторил чей-то голос повыше. – Слышал, сколько народу на нее поставили?
– Он точно проиграет, а, значит, жди концерта.
Мадаленна резко повернулась, и двое молодых людей, немного тщедушных на вид, смущенно переглянулись и хотели что-то сказать и ей, однако гневный взгляд Мадаленны заставил их отправиться восвояси. Она сама не понимала, почему так рассердилась, но неприятное предчувствие чего-то плохого вмиг приняло вязать из нее веревки. Ей нужно было быть внизу, и она уже собралась спускаться, когда Сара ее попридержала и упросила остаться. На сердце у нее было тяжело, и она принялась теребить пояс, не заботясь, что он может размохриться.
Раздался первый свисток, и на арену вышли три лошади; в одной из них Мадаленна узнала ту, на которую ставил Джон, – белая с бежевыми пятнами – и что-то резко кольнуло ее в сердце. Она навела бинокль на него и невольно отшатнулась – таким злым и раздраженным она своего друга не видела никогда. Он стоял так близко у ворот, что мог коснуться шеи лошади рукой, но он лишь что-то прошептал, махнул рукой и закурил. Прозвучал второй свисток, и лошади ринулись с места. Они неслись вровень, когда белая неожиданно обогнала всех и, встав на дыбы, сбросила с себя наездника. Весь амфитеатр ахнул, первые скамьи поднялись, и в воздухе раздалось: «Умер?» однако молодой человек, к счастью, быстро встал и, слегка прихрамывая, пошел к судье. Мадаленна вздохнула с облегчением, но внезапно вся арена огласилась жалостным лошадиным ржанием, и Джон, ее друг Джон, вдруг перемахнул через ограждение и что-то крикнул врачу; в тихом гуле голосов она смогла явно расслышать: «Пристрелите ее.» Ей показалось, что она сейчас потеряет сознание – все смешалось перед ее глазами и в ее ушах; кто-то кричал, где-то вдалеке слышались звуки выстрелов, и все покрывалось истошным лошадиным ржанием, которое било прямо по сердцу; ржанием обреченного животного, которое могло еще жить, но которое не могло больше приносить денег. Мадаленна взяла себя в руки только тогда, когда поняла, что пробирается сквозь толпу к арене. Ее хотели остановить, однако фамилия