Город Бабра. Маргарита Краска
допили чай и отправились на прогулку. На прощанье дядя Саган подарил мне маленький пакетик молотого кофе, что определенно подняло настроение. Я вообще-то люблю хороший кофе, но покупать его в комнату в общежитии мне кажется немного неуместным. Хотя кого я обманываю: я просто не могу себе позволить это удовольствие, вот и все объяснение. Впрочем, я обещал постараться не думать о плохом.
Отогнав мысли о собственной бедности, я пошагал вслед за Аркабаленой в сторону улицы Карла Маркса. Там, возле багетной мастерской, выстроились в ряд художники, торгующие своими картинами. Чуть в стороне от них стоял дядечка с мольбертом, небольшого роста, в смешной кепке, из-под которой выбивалась прядь седых волос. Он рисовал для всех желающих быстрые портреты, а свое портфолио расположил прямо на земле, прислонив к стене ближайшего здания. Я хотел было привычно пройти мимо – живопись меня никогда не интересовала, – но Аркабалена схватила меня за рукав и остановила, сказав:
– Обрати внимание на этого мужчину и на его работы.
Я остановился и присмотрелся. Картины как картины. Мое внимание привлекла одна из работ, прекрасно проработанный акварельный пейзаж с изображением места, в двух шагах от того, где мы сейчас находились. Художники часто его пишут: пересечение улиц Карла Маркса и Ленина, сквер со статуей одноименного вождя народов, роскошное здание Русско-Азиатского банка, ныне занятое второй поликлиникой. Я смотрел на картину: мокрая техника, влажные от дождя улицы, люди под зонтами. А небо при этом светлое, и сквозь редкие облака пробивается солнце, блестит, отражаясь в лужах. Я любил такой «слепой дождик», когда солнечно, светло, но при этом летят как будто из ниоткуда легкие блестящие капли, сверкая в солнечных лучах. Я улыбнулся, сказал:
– Да, красиво. Невероятная работа.
– Смотри внимательнее, – сказала Аркабалена, – люди на улицах. Отражения в лужах. Силуэты в окнах.
Я присмотрелся. И почувствовал, как холодок проходит сверху вниз по моему позвоночнику. Вся эта милая картинка, на первый взгляд светлая и приятная, оказалась наполнена лишними, неуместными элементами, ужасными в своем противоречии общему фону.
В окне поликлиники можно было различить решетку, которой на самом деле там не было и быть не могло. А за ней темный женский силуэт, схватившийся за прутья, повисший на них, как будто обессиленный, потерявший надежду выбраться.
Половина людей на улицах не оставляла отражений в лужах или теней на дороге, а тени и отражения разбежались по полотну и появлялись где попало. Вот на асфальте тень, а человека, который ее отбрасывает, – нет. А вот отражение в луже, и снова – нет человека, который мог бы там отражаться. У другого персонажа целых две тени, и если одна ведет себя нормально, соответствует освещению, то другая расползлась на пол улицы и тянется, пытаясь влезть в окно больницы.
Автомобиль, который едет по дороге навстречу зрителю, пуст. За рулем – никого.