Двенадцать лет, семь месяцев и одиннадцать дней. Лоррис Мюрай
будто каждая содержала важнейшую информацию.
– Придется экономить. Тут не хватит освещать Вегас веками.
Стивенсон снова посмотрел в свой телефон и сказал до жути нейтральным тоном:
– Теперь я тебя оставлю. Надеюсь, ты справишься как большой.
– Оставишь меня? Что значит – оставишь?
– У меня есть дела.
– Как это? Какие дела? Надолго?
На секунду Уолден уловил смятение отца.
– Пока ты не станешь мужчиной. Как только, так сразу, позвонишь мне, и я мигом прибегу.
– У меня нет телефона.
– Как? Куда ты его дел?
Джек это отлично знал. Скромную «Нокию» у Уолдена украли в прошлом году. Вернее сказать, отобрали. Отобрал подонок с гнилыми зубами и синим гребнем на макушке. Выбранив сына хорошенько, отец ударил его только один раз, но это наверняка был самый сильный удар, когда-либо полученный Уолденом Стивенсоном от Джека Стивенсона. К несчастью, это вдобавок произошло сразу после памятного разгрома «Ориолс» в игре с «Л. А. Энджелс» (11-2). В тот вечер, наконец успокоившись, Джек объяснил ему, что оранжево-черная птичка, талисман команды, – самец. Самка – поменьше, и у нее нет черного капюшона.
«У тебя тоже, – сказал он, – нет черного капюшона, и, ей-богу, боюсь, что после ухода на покой Кэла Рипкена наша команда стала бабьим царством».
– Здесь все равно нет сети. Далеко от всего, для всего недосягаемо.
– Я готов спать с тобой в одной кровати, папа. Мы потеснимся. Ничего страшного. Или даже на полу. Мне все равно.
Но Джек раскинул руки. Он не поцеловал сына, только крепко обнял его и легонько хлопнул по щеке. За всю свою жизнь Уолден мог припомнить такое выражение чувств только однажды, когда в восемь лет он уезжал с классом на пять дней в учебный поход в Аппалачи.
– Ты меня разыгрываешь, – всхлипнул он.
– Тебе здесь будет хорошо. Не забывай: пока ты на базе, ты невредим. Никто до тебя не доберется. Никто.
Джек произнес последние слова странным голосом. Иногда Уолдену думалось, не считает ли отец бейсбол настоящей жизнью, а все остальное пустячной игрой с мутными правилами (нормальные люди, такие как Уолден, полагали бейсбол абсурдной игрой, тонкостей которой никогда никому не удалось постичь).
Уолден снова окинул взглядом хижину. Он увидел голубя, узкую кровать, черный котелок, пустую консервную банку, папиросную бумажку на столе, «ремингтон», по-прежнему прислоненный к бревенчатой стене (возможно ли, что отец оставит его одного с карабином?).
– В полу полно дырочек, – сказал он.
– Ты найдешь ответ у Али-Бабы, справа, среди посуды.
Джек остановился у двери. Прежде чем выйти, он показал сыну, как запирается щеколда. Но Уолден, несмотря на нахлынувший ужас (потемки, лес, дикие звери, одиночество), не кинулся запирать дверь. Он все еще думал, что отец играет с ним дурную шутку или, скорее, решил преподать ему урок. Он даже пожалел, что не нанес ни одного точного удара – так далеко, так давно, только сегодня утром, – что хотя бы не попытался. В конце концов, он бы мог. Любой дурак смог бы. Ведь большинство