Двенадцать лет, семь месяцев и одиннадцать дней. Лоррис Мюрай
знал. Наконец, звуки непонятного происхождения долетали снаружи. Уолдену хотелось бы думать, что это были шаги пары рейнджеров по ковру из веток и опавшей листвы. Но даже когда он начинал в это верить, к двери он не поворачивался.
В хижине мало-помалу темнело. Уолден встал с табурета, словно вдруг разбуженный от полусна. Он кое-что услышал – воркование голубя. Птица тоже кого-то звала. Голуби всегда влюблены. Вот почему всем известно, что они полетят прямо домой, если отпустить их в небесную высь.
Керосина было мало, но ничто не мешало ему черпать из запаса дров. Целый лес был в его распоряжении. Восемьдесят процентов штата Мэн, сказал отец. Хватит наполнить ларь или пещеру Али-Бабы, размеры которой трудно было себе представить. Уолден любил счет и большие цифры. Куда меньше ему нравилась перспектива остаться одному в этом лесу с топором. Построить новый домик нечего и пытаться. Он положил два больших полена крест-накрест на тлеющие угли, и вскоре вновь вспыхнуло пламя. С ним вернулся и свет.
Огонь составил ему компанию, но чем-то нарушал ощущения. Что-то исчезло, что-то, что постепенно вкралось в хижину, но он заметил это, только когда оно рассеялось. Свет из окна. Другой источник света. Окно. Теперь за его стеклами ничего не было видно, даже смутного свечения ночи в лесу: оно отражало призрачные красно-черные отсветы огня.
Окно, решил Уолден, это другое дело. Всматриваться: вдруг вернется отец – наружу сквозь четыре грязных стеклышка, прильнуть к стеклам ухом, пытаясь расслышать урчание мотора на медленном ходу или негромкий кашель, который он издавал, останавливаясь, а еще лучше скрежет шин на тропе, усеянной сосновыми иглами и сухими ветками… да, это он мог себе позволить. Отец же не вернется через окно, правда?
Окно было не только грязное, оно оказалось обитаемо. Туча букашек лепилась к нему: мухи, мотыльки, но больше всего комаров и мошки, известных кровососов. Он был невредим, находился по нужную сторону четырех квадратиков стекла, но это чувство успокоило его ненадолго. Этот бревенчатый домик был не крепче хижины Торо, он это знал. По комнате гуляли неприятные сквозняки. Он видел снаружи щели, заткнутые мхом, который наверняка высох и скукожился. Если эти холодные дуновения проникали в хижину, то и комары скоро найдут дорогу. И хуже того – мошка: она с виду такая же, но, говорят, более злая. Уолден не помнил, откуда он взял эти сведения, но он знал, что целые стада погибали от укусов этой пакости, стада быков. Она переносит страшные болезни. Чуть раньше, заглянув в книгу, он отметил, что Генри Дэвид Торо умер совсем молодым, в сорок пять лет. Возможно, к этой ранней смерти имели отношение два года в лесах (два года, два месяца и два дня) и мошка.
Впрочем, если отец вернется, он приедет не этой дорогой. Окно выходило не на ту тропу, что привела их к поляне. Из него открывалось лишь нечто, похожее на ничто. Ночной лес представал плотной массой, в которой Уолден видел бездну тьмы, увенчанной где-то очень высоко облаками, пропитанными слабеньким светом