Русская религиозно-философская мысль в начале ХХ века. Ирина Воронцова
которого, по Н. Бердяеву, должна была быть признана «святостью».
Д. Мережковский утверждал, что носителем религии культуры должен стать народ, а духовенство реакционно, если оно считает, что всякое участие в делах мирских есть компромисс, отход от религии в «безбожие». «Народ еще не дошел до неизбежной точки… еще вовсе не осознает, в кого и как верить… Нет, лучше народу прозреть и стать перед этим страшным раздвоением путей – жизни и религии… Лучше народу, подобно людям новым[105], ошибочно уклониться… в сторону безбожия… нежели охранять… не осознанную им веру»[106]. Таким образом, писатель поставил рядом с народом людей новых – еще не признанных деятелей, которые поняли, что религия не может существовать вне «дел мирских», что религия и культура – одно, и потому культура как «плоть мира» должна занять свое место в Церкви.
С такой установкой Д. Мережковский начинает рассуждать в той же статье о том, что «носитель культуры», веруя, и не подозревает, «какой мираж эти два пути» – мир, который «во зле лежит», и вера. «Неужели они не одно, как Отец и Сын – одно? А где Отец и Сын – там и Дух животворящий. Двух путей нет в действительности», но придерживающиеся их «раскалывают Единое… Духа животворящего нет ни на тех, ни на других». Победить же окружающее и наступающее на Россию «язычество и мещанство западной цивилизации, угрожающей России торжествующим Хамом», можно «лишь последней силой последней религии – религии Троицы, религии всеобъемлющей… принимающей в себя всю настоящую и будущую человеческую культуру, все откровения и знания, соединяющей в себе разум-волю-чувство, как соединены в человеке его дух-душа-плоть»[107].
Сформулировав связь культуры и религии, Д. Мережковский показал в общих чертах свою «религию Троицы»[108]. Долгое время в России, по Мережковскому, мы были лишены культуры как религии, т. к. взяли христианство из византийского «замутневшего источника». Византия, по заключению Д. Мережковского, и самого-то храма Святой Софии была лишена, т. к. не почитала Христа как Премудрость Божию, забыла Троицу, а знала только Сына и все связанное с Его жизнью. Она «остановилась на Христе», «не проходя… сквозь Него к Отцу и Духу», и потому «сделалась такой же косной и бессильной… как ныне еврейская и магометанская» веры, остановившиеся только на Одном – на Отце[109]. «Дух оставил этот народ», и язычники «оказались сильнее его»[110]. Та же судьба национальной гибели ждет Россию, если она не пройдет через преобразование культуры в религию и не примет религию «обновленной» веры в Святую Троицу «по-мережковски».
Символизм – вот, по Д. Мережковскому, то течение в культуре, которое стремится видеть в реальности ее мистические
Но есть мережковцам. Курсив мой.
Там же. С. 86. Курсив Мережковского.
Примечательно, что в 1907 г. журнал «Век» опубликовал заметку, подписанную «свящ. Николай Кушнерук», которая была озаглавлена «К вопросу о „новом“ религиозном сознании». Автор заявил, что на деле учение это «не ново, даже очень не ново» Так как еще в XII в. существовало на Западе среди «нищенствующих братьев… сочинение, которое под заглавием „Вечное Евангелие“ поразило ужасом всю латинскую иерархию. Приверженцы „Вечного Евангелия“ заявили», – писал Н. Кушнерук, – «что оно замещает собою Новый Завет, как последний заменил Ветхий; эти три книги составляют тройственное откровение, соответствующее Троице Божества. В Божественном управлении миром существуют эпохи… под влиянием Бога-Отца… под влиянием Бога Сына, но наступает время, когда он будет находиться под влиянием Бога Духа Святого» (см.: Век. 1907. № 25. С. 400). Читал ли заметку Д. Мережковский? Несомненно. В пользу этого говорит то, как оперативно реагировал Д. Философов на споры, происходящие в российской прессе, присылая свои статьи из Парижа. Зная о том, что было время, когда Д. Мережковский зачитывался апокрифами, можно предположить, что и учение это было ранее ему знакомо. И, может быть, легло канвой для дальнейших надстроек. Так или иначе, опровержение от Мережковского в печати не появилось.
Там же. С. 85.