Музыкальные истины Александра Вустиса. Дмитрий Шульгин
об Армении, а я сразу подумал почему-то о ваших политембровых унисонах?
– Да. Это наверное как-то связано. Ну, если вы считаете, что это не обязательно еврейское, то все же несомненно какой-то Восток, согласитесь, в этом все-таки есть.
– Ну, раз есть политембровая монодия и такие, повторяя ваши слова, немножко «диковатые» духовые, и уж тем более столь изощренный ритм, то, наверное, так оно и есть.
– Но ритм на первом месте. Это очень важно…
«Мемориал» («Memoria 1») 1975; для струнных, клавишных и ударных, dur. 2'
– Это некий образ – что-то вроде «вечного огня».
– Он создавался с прикладной целью?
– Цель была. Но вообще-то не знаю, стоит ли выдавать ее.
Короче, еще до того, как я в 1974-м году ушел с Радио, один редактор мне сказал, что намечается грандиозное строительство какого-то мемориала, посвященного памяти революционеров всех времен и народов, так сказать. И вот он же и предложил мне написать что-нибудь для озвучивания этого мемориала. Ну, я и подумал: почему не попробовать. Представил себе, что здесь очень хорошо бы создать какой-то музыкальный образ вечного пламени, вырывающегося из камня. Дело, правда, не дошло до того, чтобы эту пьеску показать кому-то…
– А как это должно было выглядеть в архитектурном исполнении?
– Мне не показывали, так что я уже и не берусь судить.
– Эта музыка должна была звучать при входе в мемориал?
– Наверное, так. Тем более, что у меня там есть и колокола, которые играют что-то немножко похожее на 11-ю Шостаковича. И у меня еще была здесь даже ассоциация с известным тогда польским фильмом, который назывался «Пепел»…
Короче, эта пьеска так и осталась лежать на своих шести страничках, но почему-то долго довольно меня держала и держала (не знаю даже почему). И, в конце концов, я подумал, что ведь это, собственно говоря, может быть началом – началом чего-то крайне для меня важного, к тому же я тогда уже думал и о таких вещах как актуальность музыки, как ее действенность, и о том чтобы слушатели ощущали себя в некоем магическом круге, каким должно быть произведение. И тогда я решил, что можно, например, добавить ударные к этой первоначальной музыке. И эти ударные, которые я добавил – вот, шесть ударников, играющих на мембранофонах плюс оркестровый ударник, играющий на колоколах (он как бы один – он с ними почти не связан) – это я мыслил как некую «опухоль» внутри оркестра, «опухоль», которая разрастается, которая захватывает весь музыкальный организм и поглощает его в конце концов. Понимаете? То есть это какая-то сила, которая разрушает все целое, это сила, которая растет, живет и это тоже жизнь, форма некой жизни внутри организма. Но в какой-то момент – к середине произведения, – вступают второй, четвертый и шестой ударники и все начинает идти вспять, и, в конце концов, это материал истребляет весь остальной оркестровый организм, просто истребляет. У меня такое же потом очень мощно сделано и в «Посвящении Бетховену»54.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст
«Посвящение Бетховену». Концерт для ударных и малого симфонического оркестра – 1984; dur. 18'.