Корабль теней. Алексей Сергеевич Гуранин
Бэ-большое, белое, стра-шэ-шное. Как вэ-выскочит! Из темноты. Н-на м-меня…
– Точно, бредит, – констатировал Витек из-за плеча мичмана.
– А Юя… Ю-ля пришла из медсан-ч-части… И говорит, шесть н-недель уже… Шесть недель, Петров-щ! – он шумно, с бульканьем втянул воздух и умолк.
– Володя, все хорошо. Нет здесь никакого лица. Мы все проверили.
– Ли-цо… Тут было. – Взгляд Горбунова, казалось, понемногу прояснялся; он все еще сидел на полу каюты, потряхивая головой, словно в конвульсии.
Мичман, поднявшись на ноги, обвел помещение фонариком:
– Смотри, Володя, нет тут никакого лица. Вот кровать, вот стол, вот стены… Хм-м, что это такое?
Стены каюты, посеревшие от времени и облупленные, в заметных потеках ржавчины, были вкривь и вкось исписаны словами и фразами – кое-где очень длинными, явно осмысленными, складывающимися в предложения. Мичман, прищурившись, попытался разобрать нацарапанные то ли гвоздем, то ли каким-то другим твердым предметом буквы, но они ему были незнакомы. Похоже, что надписи сделаны на том же странном языке, что и название корабля, догадался Иван Петрович. Витек, заинтересовавшись, тоже начал изучать каракули.
– Нихрена не поймешь. Псих какой-то тут был, наверное. Всю каюту искорябал своими кракозябрами. Это сколько же тут надо было прожить, чтоб такого наворотить… – Он перемещался вдоль стен, осматривая надписи. Кроме незнакомых вычурных букв, на стенах больше ничего не было – ни рисунков, ни схем, одни слова и фразы, вкривь и вкось, порой накладываясь друг на друга, перекрещиваясь и снова расходясь в разные стороны.
Под ногой у Витька что-то звякнуло. Он наклонился и поднял помятую алюминиевую ложку с обточенной в острие ручкой.
– О, а вот и перо! – угрюмо фыркнул он. – Тоже мне, узник замка Иф. Че, нормального карандаша не было, что ли?
– Похоже, был, – ответил Иван Петрович, держа в руках два пожелтевших листка, явно вырванных когда-то из небольшого блокнота. – На полу нашел. Видимо, наш псих писал не только на стенах.
Витек взял листки, присмотрелся.
– А-а, все та же абракадабра, – разочарованно бросил он, шаря глазами по строчкам.
Наступила тишина. Но это была вовсе не тишина – корабль отнюдь не собирался молчать, он бормотал, разговаривал. Различные щелчки, скрипы, стоны, вздохи и мычания, казалось, звучали многажды громче, чем ранее, словно призраки из разных углов и закоулков трюма перекрикивались между собой. Чем дальше, чем больше все эти странные звуки становились похожи на какую-то отрывистую, неразборчивую речь. Не человеческую – скорее, так говорили бы здания или вековые деревья, если бы имели такую возможность. Сверху было слышно подвывание усилившегося ветра, который, похоже, перешел в ощутимый шторм, и грохот волн, бьющихся о борта чертовой посудины. Иван Петрович и Витек одновременно присели на ржавую панцирную сетку кровати, жалобно взвывшую под их весом. Усталость уже давала о себе знать.
Сверху донеслась частая дробь – похоже, к шторму прибавился