Корабль теней. Алексей Сергеевич Гуранин
передразнил Иван Петрович. – Тоже мне, развлечение нашли. – Он, сердито хмурясь, присел у безжизненного тела юнги и аккуратно прижал два пальца к его шее – пульс есть, дыхание, судя по легкому пару у лица, тоже. Жив, значит… По палубе загремели тяжелые шаги, матросы расступились, и корабельный фельдшер Андриянов, – мощный, грузный, гренадерского роста, – опустился на колени у головы Васи, раскрыл чемоданчик и извлек оттуда стетоскоп.
– Жив он, Сева, жив, – сказал Иван Петрович вполголоса.
– Да уж сам вижу, – раскатисто отозвался фельдшер. Они с Иваном Петровичем прошли бок о бок всю Великую Отечественную, выпили вместе никак не меньше двух ведер «шила» и, несмотря на различия в званиях, – на тот момент Иван Петрович дослужился до старшины первой статьи, а Всеволод Андриянов – до каплея, капитан-лейтенанта, – общались между собой по-свойски. Когда Андриянова после войны перевели служить на «Горелов», он предложил: «Ванька, а давай со мной? Дался тебе этот недобитый „девятнадцатый“. „Горелов“ – современное судно, мощное, дизельное. Да и довольствие там поинтереснее. Будешь как у Христа за пазухой!» Иван Петрович, недолго думая, махнул рукой: «А давай!»
Андриянов вынул пробку из склянки с неразборчивой надписью; по палубе потянуло резким, раздражающим запахом. «Нашатырь», – догадался Иван Петрович. Фельдшер плеснул жидкость на обрывок ткани и сунул его под нос Юрчука. Через секунду тот вздрогнул, резко открыл глаза и застонал.
– Жив, тютя? – Андриянов хитро улыбнулся. Юнга не ответил, только еще раз застонал. – Рассказывай, где болит.
– Н-нога. Ле-левая. – Юрчук попытался шевельнуться и тут же сморщился, из глаз брызнули слезы.
– Ну-ка, боец-холодец, не дрыгайся, – строго прогудел Андриянов. Он достал из чемоданчика большие портновские ножницы с круглыми стальными кольцами и разрезал левую штанину от ботинка до бедра – одним ловким, выверенным движением. – Н-нда-а… Дело худо, Вань. Открытый перелом. На берег его надо. К хирургу. Видимо, придется собирать кость по частям, штифты ставить.
Иван Петрович старался не смотреть на искореженную ногу Юрчука. На удивление, крови почти не было – по-видимому, крупные сосуды оказались не повреждены. Андриянов метнулся в рубку и начал вызывать берег. Через минуту Юрчука переложили на жесткие фанерные носилки, а к стапелям на пирсе подъехал ЗИС-110 с красным крестом на борту.
В холодной приемной 1469-го госпиталя Северного флота было безлюдно. Стены, отделанные светлой плиткой, отражали каждый звук, отзывавшийся неприятным бункерным эхом, а батареи отопления, вроде бы теплые, почти не согревали помещение. Диковинный цветок с длинным шипастым стволом, стоявший у окна в углу холла, судя по всему, обмерз, и несколько жухлых его листьев безжизненно свесились к полу. Сухая, жилистая то ли санитарка, то ли фельдшерица хлопотала у каталки с охающим Юрчуком, а Николай Петрович, высунув кончик языка, старательно заполнял бумаги.
Хлопнула дверь приемного покоя, и в холле появилась