Ваш покорный слуга кот. Сосэки Нацумэ
Гетеру читал К-кун, юрист. Правда, он носит усы, а говорить ему нужно слащавым женским голоском. Поэтому получилось немного странно. К тому же по ходу действия у гетеры должен разболеться живот…
– Неужели даже это необходимо при декламации? – с тревогой в голосе спросил хозяин.
– Конечно. Ведь как-никак эмоциональная выразительность – самое главное.
Тофу считал себя глубоким знатоком литературы.
– И как, удачно болел у него живот? – сострил хозяин.
– В первый раз эта сцена ему не вполне удалась, на то и болезнь, – тоже пошутил Тофу.
– Кстати, какая роль досталась тебе?
– Я был лодочником.
– Ах, лодочником, – протянул хозяин таким тоном, словно хотел сказать: «Уж если ты играешь лодочника, то с такой ролью, как кэмбан, даже я справлюсь». Тут же он дал понять, что нисколько не обольщается насчет драматического таланта Тофу: – Трудно было тебе играть лодочника?
Тофу, кажется, не рассердился. По-прежнему сохраняя самообладание, он произнес:
– Начал я своего лодочника за здравие, а кончил за упокой, хоть и сам выбрал эту роль. Дело в том, что по соседству с домом, где собрался наш кружок, квартирует несколько девушек-студенток. Они как-то проведали, – не пойму, как им это удалось, – что состоится собрание кружка, пробрались под окна нашего дома и стали слушать. Я читал свою роль с большим вдохновением, как заправский артист, бурно жестикулируя. Я настолько вошел в роль, что подумал: «Теперь пойдет как по маслу», и в этот самый момент… По-видимому, я слишком перестарался, и студентки, которые до этого кое-как терпели, наконец не выдержали и громко расхохотались. Не приходится говорить, как я растерялся, смутился и, сбитый с толку, уже ни за что не мог продолжать. На этом нам и пришлось разойтись.
Я не мог удержаться от смеха, когда представил себе, что у них будет называться провалом, если они считают, что на первый раз все обошлось благополучно, и невольно замурлыкал. Хозяин все нежнее и нежнее гладил меня по голове. Приятно быть обласканным человеком как раз в ту минуту, когда смеешься над людьми, но в этом есть и что-то жуткое.
– О, это ужасно, – проговорил хозяин. Новый год, а он произносит надгробные речи.
– В следующий раз мы постараемся, чтобы репетиция прошла еще более успешно, потому-то я и пришел сегодня к вам. Дело в том, что мы просим вас стать членом нашего кружка и принять участие в декламациях.
– Но ведь я ни за что не сумею изобразить боли в животе, ни за что, – начал отнекиваться мой флегматичный хозяин.
– Ничего, пусть даже без этого. Вот у меня список лиц, оказывающих нам покровительство.
Тофу с торжественным видом развязал фиолетовый платок и вынул оттуда тетрадь размером с листок ханагами[30].
– Запишите, пожалуйста, свою фамилию и поставьте печать, – сказал он и, раскрыв тетрадь, положил ее перед хозяином. Я увидел имена знаменитых профессоров литературы и ученых-литераторов, расположенные в строгом соответствии с этикетом. Улитка-сэнсэй казался очень обеспокоенным.
– Я
Ханагами – листы мягкой бумаги, употребляются вместо носовых платков.