Фристайл. Сборник повестей. Татьяна Сергеева
избыток водорода…
– Хорошо, оставь… Я успею просмотреть…
В дверь опять постучали, вошёл Сакен.
– Ну, вот… – Вздохнул Алексей Петрович, собирая разложенные на столе бумаги.– Остался ещё серьёзный доклад на коллегии министерства – и до дому…
Сакен сочувственно посмотрел на него.
– Грустно отсюда уезжать, Алексей Петрович?
– Тяжело…– Отозвался Соколов. – Ведь какой Иван крепкий парень был… Скала! И война его не взяла, такую работу в первые мирные годы завернул, казалось, износу ему не будет… А вот испытания временем не выдержал… Как его жаль, если бы вы только знали!
Вдруг вся гостиница содрогнулась, как от землетрясения. Где-то рядом зазвенели стёкла.
– Что такое? – Встревожился Соколов.– Пограничники?
Кондаков, ближе всех стоящий к окну, выглянул на улицу.
– Слушайте… Это ведь на комбинате… Такой пожар…
Как был – в одной рубашке Алексей Петрович выскочил на улицу. Он бежал рядом со своими учениками так, словно ему тоже было тридцать.
С воем ворвались во двор комбината пожарные машины. Пожарные быстро и слажено разбирали шланги и лестницы, а Соколов метался между ними и всё просил:
– Люди… Там должны быть люди!
Милиция отодвигала к воротам набежавшую толпу. Соколов увидел, как один из пожарных вынес из горящего здания работницу. Лицо её было запрокинуто, она была мертва. Её подхватил на руки Иван Кириллович, понёс куда-то в сторону. Он опустил тело на землю и беззвучно заплакал. Пламя бушевало, не желая смиряться, слизывая всё вокруг. С тресканьем и щёлканьем горела обшивка импортной установки. Соколов подошёл к погибшей, взглянул в её лицо – это была та работница, которая говорила, что измеряет температуру агрегата рукой. Иван Кириллович поднял голову и встретил его тёмный тяжёлый взгляд.
– Я не виноват, Алёша… – Дрожащим голосом сказал он. – Я не виноват. Она сама… Она забыла открыть…
– Мёртвых мы не судим, – с трудом выговаривая слова, сказал Соколов. – Мы будем судить живых.
В высотном здании министерства кипела жизнь. То вместе, то порознь хлопали двери лифтов и кабинетов, по всем коридорам торопливо сновали озабоченные люди. Только в холле перед конференц-залом стояла тишина: здесь проходило заседание коллегии. Зал был полон, не видно было ни одного свободного места. За столом президиума восседал аппарат министерства. Алексей Петрович стоял на трибуне. Он понимал, что стоит на ней в последний раз.
Соколов очень тщательно подготовился к генеральному сражению. Он принадлежал к тому странному поколению коммунистов, которые упрямо и неистово верили в идеалы, не смотря на лагеря и пытки, на расстрелы и уничтожение миллионов, на собственные страдания и унижения. Это они при расстрелах кричали « Слава товарищу Сталину!», писали на клочках газетной бумаги, уходя в последний бой: «Прошу считать меня коммунистом»… Это были «последние могикане», которые шли в партию за идею. За ними шли совсем другие… Мы знаем, зачем шли в партию следующие поколения…
Свой доклад Соколов выверил до