Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк
Слышишь? От всего сердца!
– Спасибо, Рудольф!
Я вышел из тесной кабины. Порыв ветра чуть не сорвал с головы шляпу. Елена быстро подошла ко мне.
– Идем домой! Ты заразил меня своей осторожностью. Теперь мне кажется, что на нас из темноты смотрят сотни глаз.
– У тебя все та же прислуга?
– Лена? Нет. Она шпионила за мной по поручению брата. Он все хотел узнать, не пишешь ли ты мне. Или я тебе.
– А нынешняя?
– Она глупа. И совершенно равнодушна. Если я ее отошлю, она будет только рада и ничего не заподозрит.
– Ты еще не отправила ее?
Она улыбнулась и как-то вдруг очень похорошела.
– Нет. Ведь мне надо было сначала посмотреть, действительно ли ты здесь.
– Ты должна ее отправить, прежде чем я приду, – сказал я. – Она не должна нас видеть. А мы не могли бы пойти куда-нибудь еще?
Елена вдруг рассмеялась.
– Мы похожи на подростков, вынужденных встречаться тайно, потому что им запрещают родители. Вот бедняжки и стоят в нерешительности, не зная, куда пойти. В парк? Но он закрывается в восемь часов. В городской сквер? В кафе? Все это слишком опасно.
Она была права. Мы были во власти мелких и мельчайших обстоятельств, которые нельзя было предусмотреть.
– Да, это верно, – сказал я. – Мы похожи на подростков, словно опять вернулась юность.
Я внимательно посмотрел на нее. Ей было двадцать девять лет, но она казалась мне все той же, прежней. Пять лет скользнули по ней так, как морская волна по гладкой коже молодого дельфина.
– И я пришел к тебе тоже словно подросток, – сказал я. – Мучился, размышлял. И как будто все было против. А потом оставил все мысли и явился. И, как влюбленный подросток, даже не знаю, нет ли у тебя давно уже кого-нибудь другого.
Она не ответила. Ее каштановые волосы блестели в свете фонаря.
– Я пойду вперед и отошлю прислугу, – сказала она. – Но я боюсь оставлять тебя одного на улице. Вдруг ты снова исчезнешь – так же, как появился. Где ты будешь ждать?
– Я могу вернуться к собору. В церквах сейчас безопаснее, Элен. Именно поэтому я успел стать большим знатоком французских, швейцарских, итальянских церквей и музеев.
– Приходи через полчаса, – прошептала она. – Ты еще помнишь наши окна?
– Да.
– Если угловое будет открыто, значит, все в порядке, входи. Если же оно окажется закрытым, подожди, пока я открою.
И опять мне вспомнились наши детские игры в индейцев. Тогда свет в окне был знаком для Кожаного Чулка или Виннету, который ждал внизу. Значит, все повторяется? Но было ли вообще на свете что-нибудь такое, что полностью повторялось?
– Хорошо, – сказал я, собираясь идти.
– Куда ты пойдешь?
– Я хочу посмотреть, может быть, Мариинская церковь еще открыта. Ведь это, кажется, прекрасный образец готики. За это время я научился ценить подобные вещи.
– Перестань, не мучь меня, – сказала она. – Довольно того, что ты уходишь и остаешься один.
– Элен, поверь мне, я научился быть осмотрительным.
– Не