Десять дней октября. Алексей Поселенов
сбегаю, достану кое-чего. – И он, накинув фуфайку, вышел в сени.
Затянувшись ещё раз, Артём швырнул окурок в огонь и аккуратно прикрыл топочную дверцу. Возвращаясь в горницу, подумал: «Может, и вправду курить бросить пока в отпуске? Хотя, бросишь тут с такими делами», – он вспомнил, что привело его сюда.
У печи было жарко, и, сидя там, он раскраснелся, но в комнате было свежо и намного прохладней. Артём подошёл к книжному шкафу и стал рассматривать книги. Сам он в последние годы почти ничего не читал, хотя раньше любил это занятие: зачитывался Фенимором Купером, Джеком Лондоном, Конан Дойлом… В углу у шкафа было совсем темно, поэтому он включил свет. Паустовский, Лев Толстой, Куприн, Бунин, Пушкин, Горький, Тендряков, Астафьев, Распутин, – читал он фамилии на книжных корешках. С одного края на верхней полке стояли книги и вовсе занятные – здесь были Драгунский, Носов, Сотник, Кассиль, Крапивин. «Внуки, может, к нему приезжают, для них держит? – подумал Артём. – Хотя какие внуки? У него же Роман совсем недавно женился». Книги на нижних полках особенно привлекли внимание Артёма. Здесь стояли «Бхагават Гита», Кришнамурти, Вивекананда, были книги по психологии, религии. Он присел и достал одну, стоявшую у самого края, с потрёпанным корешком без названия. На обложке было два слова, написанных крупными тиснёными буквами: «Новый Завет». «М-да уж… – удивился Артём. – Дядька-то у меня какие книжки, оказывается, почитывает».
Хлопнула входная дверь. Артём подумал, что это вернулся дядя Гена, но услышал женский голос:
– Геннадий, ты дома, нет?
Он выглянул из горницы в прихожую. У двери стояла женщина, на вид лет пятидесяти пяти, может, чуть старше. В простенькой болоньевой куртке, на голове повязан платок, на ногах галоши. Округлое лицо, несмотря на возраст, довольно свежее, даже румяное, с большими спокойными глазами. Увидев Артёма, женщина не смутилась, а с интересом стала разглядывать его.
– А Геннадий где?
– Он в погреб пошёл. – Артём продолжал держать в руках Новый Завет.
В это время дверь снова распахнулась, и в спину женщине ткнулся дядя Гена, держащий в руках банки с соленьями.
– Ой, Людмила, заходи. – Он поставил банки на пол и стал разуваться. – У меня, видишь, гость вчера приехал. Племянник, Артём. Ну заходи, заходи, разувайся, чего ты у порога-то встала?
– Да я на секундочку, молока тебе свежего принесла, в сенях оставила на сундуке. В пакете там банка двухлитровая стоит.
– А-а… Спасибо. Молоко сейчас кстати будет. Ты молоко-то пьёшь? – спросил дядька Артёма, вешая фуфайку на крючок.
Тот пожал плечами:
– Пью.
– Парно́е. Не ваше стерилизованное или какое там оно у вас в магазинах.
Артём снова пожал плечами:
– Если честно, парно́е сто лет уже не пил, – он улыбнулся. – Но, конечно, выпью с удовольствием. Детство вспомнить.
– Он ведь наш, деревенский, – сказал дядя Гена Людмиле и кивнул на племянника. – Ты-то его не знаешь, вы позже сюда переехали.
Женщина тоже улыбнулась:
– Не