Десять дней октября. Алексей Поселенов
печке, к печке иди, – дядька кивнул в сторону прихожей. – Это ты прав, конечно, что при таких отношениях не семья уже получается, только ты мне вот что скажи… Ты её на руках носил, на божничку поставить готов был, а она тебя?
– Что – она меня?
– Ну она-то тебя любила?
Артём недоумённо пожал плечами:
– Ну а как, раз замуж пошла?
– Ну, милый мой, замуж ходят не только по любви. Есть браки и по расчёту. Может, у неё какой интерес был на тебя? Квартиру там получить, машину, денег, ещё чего. Я же с твоей женой незнаком.
Артём открыл пачку и задумчиво вынул сигарету:
– Я не знаю. Я думаю, любила. Как без любви-то семью создавать? У нас же и дочка есть.
– Да, дочка. Вот дети-то поболе вашего в таких случаях страдают, – вздохнул дядя Гена и покачал головой. – У них ведь весь мир рушится, когда родители разводятся.
– Дядь Ген, я всё же не пойму, ты к чему клонишь?
– Да чего тут понимать, племяш? Ты сам себе напридумывал про эту Эльвиру свою, чего у неё и в помине не было. Можно сказать, сел голым задом на печку, а потом печку же и ругаешь. Дескать, я тебя, печка, люблю, а ты жжёшься. Или ты думаешь, когда женился на ней, она другая была, лучше, да потом испортилась? Нет, так не бывает, это я тебе точно скажу. Конечно, она тебе, наверное, какой-то пыли в глаза напустила, а ты и уши развесил. Надо было получше человека узнать, может и жениться бы передумал, сейчас бы не страдал.
– Да куда лучше-то? Мы же с ней ещё до армии познакомились, год дружили. Потом она из армии дождалась меня, ну я и подумал, чего тянуть-то? Вот и поженились.
– М-да… Неприятно, конечно, всё это, чего уж тут говорить. Только ты, Артём, не серчай на меня, но я тебе в лоб скажу: её это всё, конечно, не красит, но ты виноват не меньше. Хотя бы в том, что слеп был от страсти к избраннице своей. Заметь, я не говорю «от любви», я говорю – «от страсти». Тем более что и второй раз снова на ней женился, считай, на те же грабли сам и наступил, а теперь её одну во всём винишь.
– Так я же говорю, дочка у нас уже была, – вконец растерялся Артём. – Считал, одумалась она, повзрослела, дурь всякая вышла. Надеялся, семья будет, наладится всё у нас, – он опустил голову.
– Вот видишь – думал, надеялся… Ладно, не кисни, чего ты голову повесил? Ты ещё молодой, у тебя всё впереди. А Эльвиру твою простить да пожалеть надо вместе с другом этим твоим. Как его? Олег, ты сказал?
– Как это? – Артём поднял голову и прищурил глаза. – Пожалеть? Олега пожалеть? Это за что же? За паскудство его, что ли? Её пожалеть за то, что семью разрушила, за то, что в душу наплевала, за измены? Ты чего говоришь, дядя Гена? Слушай, ну не ожидал я от тебя, честное слово.
Тот улыбнулся в ответ и спокойно кивнул:
– Да, Артёмка, пожалеть. Потому как у людей, которые так поступают, жизнь, ох какая нелёгкая бывает, поверь мне. Это попервости они гоголем ходят, думают, что высоко взлетели, да только жизнь-то она длинная, а цыплят по осени считают. Поэтому ты зла на них не держи, а лучше пожалей. Им ещё это аукнется, если не раскаются вовремя да прощения