Водяной. Владимир Стрельников
небо.
– Аяна имя мое, господин. – Чуть слышно прожурчал голос моей пэри.
– Интересное имя. Арабское или бурятское? – И там и там есть подобные, только основаны от мужских имен.
– Согдийское, господин, – так же, чуть слышно, прожурчало необыкновенное создание у меня под боком.
– Чего? – Сладостной дремы как не бывало. Я подскочил и уселся, ошеломленно глядя на безмятежно‑раскинувшуюся на шелковом китайском покрывале пустынницу. – А сколько лет тебе, Аяна?
– Что года для таких как мы, повелитель? Ты молод и наивен, меришь все по опыту своей людской жизни. Двадцать два века мне будет через половину века, если тебе это интересно. – Пэри чуть повернулась, изогнувшись. Вот никогда бы и ни за что бы не дал этому созданию тысячелетия с лишним.
– Не думай о секундах свысока, красавица. – Я чуть шлепнул по упругой тысячелетней попе. – Что ты говорила о своих сестрах?
– Вдоль этих рек живут еще три мои сестры. Нас осталось очень мало, господин. И они тоже будут рады твоему покровительству. Мы сильные, послушные. Много знаем и много умеем, господин. Мы не будем тебе надоедать. Появимся, когда призовешь.
– А они будут согласны? – Ай, пошла такая пьянка, режь последний огурец. Создания, сумевшие прорваться через века, стоят общения. Меня распнут историки, если узнают, что я упустил такой шанс.
– Я спрошу их, повелитель. – Аяна встала на колени, и, сложив руки на груди, поклонилась.
– Хорошо. А пока – ты Македонского видела? И Спитамена? И вообще, как у тебя с памятью? – Два следующих дня я слушал рассказы о походе великого македонца по этим землям. Вот кажется, Аяна тогда была совсем юной, молоденькой согдианкой. Сопливая тринадцатилетка. Да, по тем временам девица на выданье. Но от этого она взрослее не становилась, много ли она могла видеть и тем более понимать? Но рассказывает так, что я сижу, развесив уши и открыв рот. Как будто сам там побывал и все это вижу. Вижу, как полыхает родной поселок Аяны, и как она, сбежав в пустыню от объятого пламенем поселения, каким‑то образом переродилась в ту особу, что я сейчас держу на коленях и прижимаю к себе с немалым удовольствием. И дело не только в совершенном теле, сколько в знаниях и опыте, уме и легком характере. С другой стороны, попробуй проживи столько букой. Хотя, из черепушек, которые остались за этой особой, точно курган можно сложить, я в этом уверен. Интересную я себе подчиненную подобрал. И если сестры ее согласятся – и их подберу. Как говорил товарищ Сталин – кадры решают все! И вопрос, будет ли он здесь такое говорить? И родится ли вообще?
– Так, с тобой все здорово‑ладно? – проверив капсулы с детворой, я присел на айван, где скромненько притулилась пустынница и завороженно перебирает жемчуг. Реально завороженно, как я ей вручил основательную чашку с собранным мною с горной и очень чистой речки урожаем, так уже часа четыре пересчитывает, перекладывает, пересматривает. Похоже, не зря говорят, что пэри можно отвлечь, коль пригоршню бусинок