Пути-дороги. Борис Крамаренко
Андрея, утирая фартуком беспрерывно катящиеся слезы, суетилась около печки.
Андрей вскочил:
– Это он извещение о моей смерти прислал! Он письма мои и Дергача перехватывал… Ну ничего, когда-нибудь встретимся еще, ваше благородие!
Он яростно потряс в воздухе сжатыми до боли кулаками.
– О ком говоришь, сынок? – Старик испуганно глядел на сына. Он еще не мог привыкнуть к Георгиевским крестам и нашивкам Андрея.
– О ком же, как не о Николае Буте?
И Андрей, волнуясь, рассказал, как Николай посылал его на верную смерть, как били его и издевались над ним урядники, когда он был рядовым. Но, вспомнив причину ненависти Николая, он смущенно замолчал. Григорий Петрович понял смущение сына:
– На волобуевском хуторе она, сынок. Как от матери сбегла, досе там работает.
Андрей покраснел.
Григорий Петрович давно видел, что детская привязанность сына к Марине переросла в нечто большее, и радовался этому. Покойный отец Марины был его лучшим другом, и ему было приятно иметь невесткой одну из его дочерей.
– Я пойду завтра к ней, батько.
Старик задумался. Потом, пристально посмотрев на сына, ласково улыбнулся:
– Что ж, дай тебе Боже счастья! Я лучшей невестки не хочу.
– Ты бы к Гринихе допрежь того зашел, – вмешалась в разговор мать. – С ней бы побалакал. Или сватов заслать?
Андрей, упрямо наклонив голову, молчал. Мать не унималась:
– И где же это так делается, чтобы девку без согласия родителей замуж брать?
– Ладно, мамо, схожу, – нехотя проговорил Андрей.
Спать легли после вторых петухов. Андрей долго ворочался, думая о новой нанесенной ему Бутом обиде и о завтрашней встрече с Мариной.
Утро. Ветер торопливо гонит над утопающей в зелени станицей отары кучерявых облаков. Воздух напоен медвяным запахом белой акации.
Василий, болтая локтями, рысью въехал во двор. Серый конь, изредка вздрагивая охлажденной после купания кожей, упрямо тянулся мягкими губами к грядке цветов у крыльца. Василий сердито потянул повод. Конь обиженно дернул головой и зарысил к стоящим около сарая дрогам с сеном.
Андрей, подпоясанный расшитым полотенцем, фыркал над ведром холодной колодезной воды. Увидев брата, он крикнул:
– Чего ж ты меня не взбудил? Вместе бы на речку поехали.
– Так тебя зараз и взбудишь… Ты ж спал, как сурок.
Андрей, вытирая полотенцем голову, посмотрел на посмеивающегося брата:
– А ты наверно знаешь, что Марина сейчас на волобуевском хуторе?
Лицо Василия сделалось серьезным:
– Сам видел на той неделе, как масло от Волобуя возил. Худая да черная стала.
Андрей смущенно отвернулся от брата, чтобы скрыть подступающие к глазам слезы…
Одевался Андрей, словно на праздник. Начистив до ослепительного блеска сапоги, он достал привезенную с собой кривую шашку в серебряных ножнах, с вызолоченной неказачьей рукояткой. Надев на новую черкеску