Фельдмаршал в бубенцах. Нина Ягольницер
Черт тебя подери, Пеппино, мерзавец!.. – пробормотал он и, шагнув вперед, порывисто сжал друга в объятиях.
Уже в следующий миг он ожидал насмешки над своей неуместной чувствительностью, но тетивщик лишь неловко и сердечно обнял его в ответ.
Отстранившись, шотландец грубовато потряс Пеппо за плечи, ощущая, как его, наперекор всем пережитым бедам, затапливает бесшабашный восторг. На миг даже показалось, что все невзгоды позади и осталось лишь посмеяться над месяцами бестолкового метания по недоброму заколдованному кругу. Пеппо же добродушно и как-то совсем «зряче» подмигнул:
– Карманы бы проверил!
А губы вдруг едва заметно, растерянно-беззащитно, передернулись, неуловимо обнажая под шутливой фразой отзвук каких-то тщательно скрытых чувств.
Годелот было расхохотался, но тут же посерьезнел:
– Ты, дружище, кладезь фортелей, ей-богу. Только я к твоим кляксам привык – уже письмо другим почерком писано. Я вчера полвечера размышлял, мне оно предназначено или по ошибке затесалось. – Еще договаривая, он спохватился, оборачиваясь к двери, у которой все еще стояла девица, глядящая на друзей с самым неподдельным умилением. – Сударыня, простите меня, увальня. Я вас не поблагодарил и даже имени вашего спросить не удосужился.
– Росанна Барбьери, – кивнула лавочница, а Пеппо улыбнулся с безыскусной теплотой:
– Кабы не Росанна, ничего бы не вышло, брат. Это все ее затея.
Девица с укором покачала головой:
– Да будет тебе. Всего-то хлопот – строку черкнуть да в Сан-Марко прогуляться. А уж упирался – словно я его под венец волоком тащу. Гордец, видишь…
Пеппо бегло потер лоб, заметно смутившись, а Годелот ухмыльнулся:
– Мона Росанна, вы на редкость даровитая актриса. Слышали бы вы, какой разнос мне учинила наша кухарка! Боюсь, мне придется в знак прощения выпросить у вас ленту и повязать на дублет. Иначе не видать мне сегодня ужина.
Росанна вдруг нахмурилась:
– Не смейте! Не смейте глумиться над этой женщиной. Мне очень неловко перед ней. Она сама потеряла сына, и я попросту невольно сыграла на ее горе. Охотно дала б вам хоть десять лент, если бы это хоть немного ее утешило.
Годелот осекся и прикусил губу.
– Я и не думал глумиться над Филоменой…
Но Росанна лишь отрезала:
– Я вернусь в лавку. Вам есть о чем поговорить. Отец вернется только к вечеру. Ведите себя тихо, а я буду шуметь.
– Не беспокойся, – сказал Пеппо, и лавочница выпорхнула за дверь.
Годелот задумчиво поглядел девушке вслед.
– Я этой прелестной заговорщице не по душе, – с ноткой обиды отметил.
Падуанец примирительно хлопнул его по плечу:
– Дело не в тебе. Росанна недолюбливает военных. И, признаться, меня это очень выручило в свое время.
Шотландец отвел глаза от двери и долго молча смотрел другу в лицо. Ему казалось, целые годы прошли со дня их последней встречи, так много всего вместили