Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона». Коллектив авторов
Община не давала крестьянину спиваться. Судя по статистике, среди крестьянства могло иметь место лишь спорадическое потребление алкоголя. Но, оказавшись вне общинных рамок, в стрессовой атмосфере города, крестьянин начинал пить. Столыпинские реформы стимулировали рост пьянства. Статистика позволяла сделать следующие выводы: 1) среднее душевое потребление алкоголя в группе промышленно-городского пролетариата в несколько раз выше среднего душевого потребления земледельческого крестьянства; 2) при переходе крестьян-земледельцев в ряд промышленно-городского пролетариата их расходы на алкоголь возрастают в большее число раз, чем возрастает при этом переходе общая сумма их дохода; 3) в самой среде промышленного пролетариата процент расхода на алкоголь изменяется по отдельным группам рабочих в обратном отношении к уровню их заработка.
Русские люди хотя и пили, но осознавали греховность этого процесса. Не было принято пить за Бога и за святых, хотя такое случалось на княжеских пирах в средневековой Руси. Нельзя почитать сакральные ценности, совершая грех (чем и являлось неосвященное винопитие). Да и питие за здоровье человека, с точки зрения христианства, абсурдно, так как помочь ему может лишь моление. Замену молитвы питием возможно объяснить через призму феномена «карнавальной культуры».
Обострились взаимоотношения пьющего и непьющего населения. Принципиально отказывались от употребления спиртного в любых дозах старообрядцы. Непьющий человек в массовых представлениях того времени означал старообрядца. До эпохи индустриализации конфессиональные старообрядческие общины находились в полном обособлении от остального общества. Но с наступлением урбанизации они соприкасаются с внешним миром в субкультуре города. У старообрядцев вызывало отторжение беспробудное пьянство не относящихся к их исповеданию рабочих. В свою очередь, пьющих раздражал трезвый образ жизни раскольников. А наиболее крупные промышленники России, как известно, являлись выходцами из старообрядческой среды. Они, естественно, отдавали предпочтение трезвому рабочему, продвигая его по службе. Именно трезвенники становились мастерами и управляющими. Поэтому для рядового рабочего трезвенничество ассоциировалось с отчуждением и штрейкбрехерством.
Пьянство было атрибутом городской субкультуры социальных низов. Оно становится одним из главных мотивов романтики босяцкой культуры дня. Не только А.М. Горький трудился над ее апологией. Даже И.А. Бунин писал: «Ах, эта вечная русская потребность праздника! Как чувственны мы, как жаждем упоения жизнью, – не просто наслаждения, а именно упоения, – как тянет нас к непрестанному хмелю, к запою, как скучны нам будни и планомерный труд»[147].
Субкультура «пьяной России» была блестяще показана в произведениях Чехова и Горького. «Водка белая, но красит нос и чернит репутацию», – иронизировал Чехов. Особое впечатление на общественность произвели соответствующие страницы горьковского романа «Мать». Жизнь рабочего