Совок. Жизнь в преддверии коммунизма. Эдуард Камоцкий
уроку, ставит мне пятёрку, а все правила я знал отлично, затем берёт меня за шиворот и выгоняет из класса. Тогда мне было очень обидно, по моему тогдашнему разумению бегали все, веселились все, а выгнали меня одного. Я стоял за дверью и тихонько плакал.
На Лахте после начальной школы дети учились в небольшом белом здании явно не предназначенном быть школой, а затем построили большое деревянное двухэтажное здание с широкими коридорами и спортивным залом. Это была школа стандартной постройки, такие школы в то время строили по всей стране – и в Архангельске, и на Лахте, и в большой деревне под Самарой, и в чеченском поселке над Тереком. Идёшь и видишь в селе единственное большое двухэтажное здание – значит школа. Не правление колхоза, не сельсовет, не милиция, а школа. Страна из безграмотной стала страной сплошной грамотности. Даже в самой маленькой деревушке, под школу отводилась изба, где в одной комнате у одной учительницы на родном языке, на котором говорили в этой деревушке, и который был родным и для учительницы, занимались одновременно ученики всех четырех классов. Все имели возможность учиться. Родители не имели права этому препятствовать, и обязаны были отдавать детей в школу.
Поездка к отцу в Архангельск
В детстве я часто болел воспалением легких, и даже крупозным. В конце концов, у меня на правом лёгком образовались каверны – скрытая, не заразная форма туберкулёза – и было решено отправить меня на поправку к отцу.
Меня посадили в вагон на вторую полку, дали круг Краковской колбасы, большой батон и литровую бутылку морса. Я не знаю, куда шёл поезд, а вагон был прямого сообщения. Его отцепляли от поезда, и он 11 часов стоял в Вологде, дожидаясь московского поезда, который шёл в Архангельск.
Во время стоянки я бродил по Вологде и забрел далеко. Не помню, каким образом я обратил на себя внимание, – то ли попросил, то ли спросил, но к вокзалу меня подвёз ехавший туда возница фургона с хлебом. Это была обычная телега без рессор на деревянных колёсах с железным ободом. Деревянный ящик – кузов, в котором лежал навалом хлеб, закрывался крышкой, чтобы не попал на хлеб дождь. Я сидел рядом с возницей, и на булыжной мостовой меня изрядно трясло.
Железнодорожный вокзал в Архангельске на левом берегу Двины, а город на правом и в город с железнодорожного вокзала люди переправлялись пароходиком. По дороге с вокзала, вернее с городской пристани, куда причаливал этот пароходик, я обратил внимание, что на каждой остановке трамвая стояли, и в каждом вагоне трамвая ехали, сменяя друг друга на остановках, милиционеры. Потом я узнал, что обилие милиции вызвано разгулом преступности, который наступил после освобождения большой группы заключенных. Рассказывали жуткие истории. Может быть, это были чьи-либо сочинения, но запомнился один такой.
В трамвае один из пассажиров видит, что к другому пассажиру лезет в карман вор. Обворованный замечает