Жидкая жизнь сублейтенанта Замфира. Сергей Валерьевич Мельников
как веселятся приговорённые к смерти и увечьям солдаты – недоразумение. Это какая-то чудовищная ошибка.
Вдали загудел паровозный гудок. Бледное пятно американского фонаря потускнело, когда локомотив нырнул в распадок, и снова засияло, всё ярче и больше, пока не бросилось рывком вперёд, слепя глаза в истеричном свисте пара, лязге мечущихся шатунов, банном запахе прогорающего угля. Замфир, отшатнувшись, в панике пересчитывал пробегающие мимо вагоны. В окна выглядывали раненые. Они неслись мимо, из фронтового кошмара в неуютный покой госпиталя, чтобы, едва подлечившись, вернуться в бой. Приговорённые, не желающие избежать казни. Двенадцать санитарных вагонов, два обслуги и четыре товарных – проставил Замфир в нужных графах каллиграфическим почерком.
Сербы палили в воздух и кричали ура, приветствуя братьев по оружию. Унтера бегали между ними и гортанно выкрикивали команды, но их никто не слушал. И только поезд скрылся вдали, а сублейтенант убрал бланк в планшет, за его спиной снова запели, захлопали в ладоши.
Василе не мог взять в толк: почему они не думают непрестанно о тоннах смертоносного железа, готового вонзиться в их тела, о бесконечных рядах могил на военных кладбищах. Неужели каждый из них имеет что-то важнее собственной смерти? Это роднило воинов на гагаузском поле, которых завтра увезут на фронт и воинов в санитарном поезде, а Замфир был чужим и тем, и тем, потому что не было во всём мире ничего ценнее его жизни. Он побрёл домой, торопиться не хотелось. Жизнь в сербах не умещалась в телах, рвалась на волю, брызгая торопливым весельем, а в Василе её было не больше, чем жидкого мыла во флаконе на рукомойнике. Приходилось беречь.
Недалеко от калитки его нагнали торопливые шаги.
– Лейтенант, рад вас видеть, – сказал поручик Сабуров и добавил, понизив голос. – Есть у меня к вам одно дельце деликатного характера.
Он доверительно взял сублейтенанта за локоть.
– Скажите, друг мой, а нет ли тут поблизости увеселительных заведений? Или, может, барышень помоложе знаете? Последняя ночка мирной жизни случайно выпала, жалко терять. И купе у меня свободное.
– Помилуйте, поручик, вы это село на карте видели? Какие тут увеселительные заведения?
Сублейтенант попытался высвободить локоть, но Сабуров держал его крепко.
– Ну девицы-то тут должны быть. В жизни не поверю, что такой щёголь не знает каждую. Не жадничайте, лейтенант. Я завтра в бой пойду, а они при вас останутся.
Василе остановился и бросил украдкой взгляд на окно комнаты Виорики. Там горел свет, но в окно никто не выглядывал, и он был этому рад.
– Поручик! – Василе встал так, чтобы Сабуров повернулся спиной к дому Сырбу. – Я уверяю вас: за те дни, что я провёл в этом месте, самая молодая девица, которую я встретил – госпожа Амалия, супруга стрелочника, у которого я квартирую. Ей около сорока, она безусловно дама выдающихся достоинств, но вряд ли это то, что вы ищете.
Замфир ожидал увидеть в глазах