Между молотом и наковальней. Николай Лузан
не по-человечески.
– Не по-человечески? А если киллер будет стоять за твоей матерью, ты что, станешь его уговаривать?
– Ну, это же совсем другое дело!
– Нет, не другое! Если рука не дрогнет уложить гада за спиной матери, тогда и можешь считать себя настоящим телохранителем! – сказал как отрезал Кавказ.
Ибрагим поник. Последние фразы прозвучали как приговор.
– Ладно, не убивайся, не все потеряно! – сменил тот гнев на милость. – Это нормальная реакция нормального человека. Но ты не просто человек или боец на передовой. Ты телохранитель! Понимаешь, те-ло-хранитель! А это значит, когда рядом с Ним, для тебя нет ни друзей, ни родных! Никого, Ибо!!!
– Я понимаю, но сразу себя не переделаешь. Тебя вон сколько учили.
– Учили? – горько усмехнувшись каким-то своим мыслям, Кавказ сухо обронил: – В тех классах двоек не ставили. В них была другая арифметика.
– Извини! Я постараюсь! – смутился Ибрагим.
– Стараться надо, но одного этого мало! Запомни раз и навсегда! Не та угроза смертельна, которую ждешь. Сто раз опаснее та, что смотрит на тебя преданными глазами, а в ухо льет приторный елей. Предают не враги, а друзья, те, кто рядом! Это говорю не я, а суровая статистика. Кто убил Юлия Цезаря?
– «И ты, Брут?!» – вспомнил Ибрагим известную фразу римского императора, когда предательская рука вонзила в него меч.
– Видишь, какой оказался друг! – с иронией произнес Кавказ и затем спросил: – А знаешь, кто убил индийского премьера Индиру Ганди?
– Откуда? Я тогда под стол пешком ходил.
– Убийца тоже оказался «свой»! Личный телохранитель. Еще нужны примеры?
– Хватит! Без них понятно. Я научусь, Кавказ! – заверил Ибрагим.
– Надеюсь. Голова у тебя варит, рука твердая и глаз острый, – смягчился он.
– Спасибо! – Ибрагим зарделся от похвалы.
– Не спеши с благодарностями, за сегодняшнюю стрельбу тебе надо шею намылить.
– Готов хоть сейчас от позора отмыться.
– Тогда вперед! – приказал Кавказ.
В тот раз Ибрагим израсходовал весь боезапас, а следующие два дня занимался тем, что разбирал и собирал автомат и пистолет. Очередные сутки начались для него с изучения пособия для телохранителя, а после обеда он снова взялся за автомат. Но тренировка не заладилась, все мысли занимал Кавказ, казалось, что тот забыл про него. И словно прочитав их, он собственной персоной появился в номере. Один его вид: старенькие разношенные берцы, потертая камуфляжка и портупея, обвисшая под тяжестью двух пистолетов, говорили о многом.
– Собирайся! Учеба закончилась, пора сдавать экзамен! – коротко распорядился он.
Ибрагим в душе ликовал и не скрывал этого. Зубрежка и стрельба вхолостую порядком осточертели, он жаждал настоящего дела, и, судя по поведению Кавказа, оно было не за горами. По пути к машине и потом всю дорогу до Гудауты тот не обмолвился ни словом о предстоящем задании, и ему ничего другого не оставалось, как только теряться в догадках.
Позади остались