В 2112 году. Т. С. Стриблинг
пустая и безмолвная равнина. И тут он заметил, что гусеницы быстро исчезают, словно проваливаясь в землю: он был слишком далеко, чтобы понять, как это происходит.
Он начал бежать вдоль берега. Он бежал так быстро, как только мог, но не смел даже оглянуться. Он побежал обратно от берега по равнине, над которой поднимался белый туман. К этому времени все гусеницы исчезли. Свист продолжался и становился все громче.
Наконец он добрался до леса и помчался дальше, топча длинные травинки и спутанные сорняки, сквозь густой, влажный мрак этих бесконечных проходов в джунглях. Он вышел на открытое пространство, где стоял ствол дерева, более крупного, чем остальные; оно стояло само по себе и исчезало в путанице ползучих растений наверху. Он решил забраться на дерево, но ствол был слишком широк, и его попытки не увенчались успехом. Он стоял у дерева, дрожа и обливаясь потом от страха. Он не слышал ни звука, но чувствовал, что опасность, какой бы она ни была, уже близко.
Становилось все темнее и темнее. В лесу наступила ночь. Его парализовало от ужаса; он чувствовал себя как бы связанным по рукам и ногам, но ничего нельзя было поделать, кроме как ждать, пока невидимый враг решит навязать ему свою волю и обречь на гибель. И все же муки этого ожидания были столь ужасны, что он чувствовал, что если они продлятся еще немного, то что-то неизбежно сломается внутри него… и как раз в тот момент, когда он подумал, что вечность не может быть такой длинной, как те мгновения, которые он переживает, на него навалилась блаженная бессознательность. Очнувшись от этого состояния, он оказался лицом к лицу с одним из конторских посыльных, который сказал ему, что его порядковый номер называли два или три раза, но он не обратил на него внимания.
Флетчер исполнил свое поручение и поднялся наверх в свой кабинет. Его сослуживцы сразу же поинтересовались, что с ним случилось, так как он выглядел страшно бледным. Он сказал, что у него болит голова и он чувствует себя не в своей тарелке, но больше ничего не стал объяснять.
Этот последний эпизод изменил весь ход его жизни. Когда с ним случались приступы рассеянности, он не беспокоился об этом, а после первого странного переживания испытывал лишь смутный интерес; но теперь все было иначе. Его охватил страх, что все повторится. Он не хотел возвращаться в тот зеленый мир к тому маслянистому морю; не хотел слышать свистящий шум, не хотел, чтобы его преследовал невидимый враг. Страх перед этим так сильно давил на него, что он отказывался подходить к телефону, чтобы не запустить в своем сознании ассоциативный ряд и не вернуть мысли к пережитому ужасу.
Вскоре после этого он отправился в отпуск и, следуя совету доктора, провел его у моря. Все это время он был совершенно здоров, и его ни разу не побеспокоили эти диковинные приступы. Осенью он вернулся в Лондон посвежевшим и окрепшим.
В первый же день, когда он пришел в офис, ему позвонил его друг. Когда ему сказали, что линия удерживается для него, он заколебался, но в конце концов спустился в телефонную контору.
Он