Российский колокол №7-8 2015. Коллектив авторов
интересоваться у остолопа, а что означает слово «иронический». Так-то он навскидку и сам понял, что ничего хорошего оно не сулит, но в дискуссию вступать поостерегся.
Когда я объяснил ему все, он тихо матюкнулся и сказал: «Только и всего? Так это и меня можно таким же словом обозвать!»
«Нет, – покачал я головой, – ты не иронический, ты – сардонический гражданин».
«Это лучше или хуже?» – насупившись, поинтересовался Христофорыч.
«Да как тебе сказать… – замялся я. – По сути, это уже начало обвинительной речи прокурора».
Старт назначили на пятничное утро, что сразу же было положительно оценено Христофорычем, который сказал бодрым голосом, что, мол, в пятницу сам Бог велел… Тут он, надо заметить, угадал.
Мы пришли спозаранку… и не узнали своей берлоги. Кругом было светло, чисто, пахло альпийскими рододендронами, а вдоль стен на импровизированных трибунах сидели молодые люди с государственными флагами и партийными флажками, время от времени что-то гортанно кричавшие. Были тут и самодельные транспаранты в поддержку духовной скрепы и ее изобретателя – небольшого, застенчивого человечка, в лице которого временами, однако, мелькало что-то иезуитское.
Я прислушался к речевкам и уловил нечто вроде «это вам не рэп, а духовный скрэп». Больше мне ничего разобрать не удалось, потому что на сцене появился брат Иван, облаченный в форму космонавта, и мощный рев трибун заглушил все.
Брат Иван раскланялся, собрал цветы и вошел в прозрачное шапито, в котором находился его токарный станок, очищенный, к слову, от стружки.
Во мне было приподнял голову завистливый уродец, но я дал ему пинка, и он куда-то сгинул. Брат Иван в своем скафандре, надо признать, был весьма импозантен…
И тут меня тронул за рукав Христофорыч. Я пошел уныло за ним, а на выходе нас остановил председатель комиссии, ну, тот самый, у которого внучатая племянница… вот, и сказал, что нас сейчас снимать будут в телевизор и чтобы мы пару ласковых слов сказали про брата Ивана, как, стало быть, его сподвижники.
Я промолчал, а Христофорыч сразу начал шебуршать что-то о своем внутриутробном дефекте, выражавшемся во врожденной робости перед телекамерой и микрофоном, и шебуршал бы до обеда, коли председатель комиссии, у которого внучатая… ну, да, не вытащил бы молча из портфеля литровку «Слезы младенца», от чьего вида христофорычеву робость вкупе с внутриутробным дефектом как ветром сдуло.
Мы пошли в нарядно прибранную курилку, отрядив председателя комиссии, у которого… блин, кажется, я его уже представлял, значит, отрядив его за беляшами к Марфуге Темиркулбулатсадыковне – вот ее-то вы совсем не знаете и никогда не узнаете, потому что, по гениальному выражению брата Ивана, лишние рты нам как-то ни к чему.
Честно говоря, мы надеялись, что успеем до прихода «криспондентов» (а вот это уже христофорычево) усугубить свою меланхолию, так председатель комиссии, у… вот, блин, привязался, – пришел не только с беляшами, но и целой оравой