Песни Срединного За-Полярья. Дмитрий Шелест
в пространстве.
Возможно поэтому людни заполярских наделов весьма негативно относились к душам, окончательно умершим в человеческом теле. В глазах человека Пути те, кто позволил себе раствориться в земной юдоли или ленивы и невежественны, или просто настолько глупы, что заслуживают обращения с собой, как с животными. И хотя сам факт перехода в иную сущность не зафиксирован исследователями северных жителей, присутствие чрезвычайно малого количества дряхлых стариков у заполярцев подтверждается конкретными данными из переписи населения. Тем не менее их равнодушие к захороненным в землях Срединного За-Полярья соплеменникам вызывало недоумение сторонних наблюдателей в течение многих веков.[8]
VI
Где полнолуния груди касались тела,
Где полутень бедра скользила в такт
Твоим движеньям, вдалеке летела
Печальная любовь – судьбы конечный акт.
Мы знали – бесконечность недалёко,
И в пять секунд обрывки бренных тел
Не ветер унесёт, но смерть до срока
Начертит на скрижалях наш удел.
Неожиданно лиричные строки, не свойственные Загору, отражают страстность и глубину его отношений с Ладой Оночкой. «Часто мы совершали многодневные переходы. Плечом к плечу, молча. При этом мы чувствовали друг друга, словно любовники в момент наивысшего экстаза, двигаясь по заполярским бескрайностям одним телом и одной душой. Нередко, мы несколько дней не выходили из яранги. В звенящем от комарья северном лете или в жутчайшей в этих краях зимы ни я, ни Лада не чувствовали времени, не замечали других людей и не чувствовали мира. Мы были одни друг для друга…», – так писал Инойк в «Сгоревших дневниках»[9].
С другой стороны эти два четверостишья можно воспринимать в виде констатации бренности земного существования в теле людней. В этом ключе плотская любовь являлась и для Инойка, и для Лады квинтэссенцией конечности в человеке, актом включения в Земную любовь и одновременно чувственным пределом Универсума для любого адепта Пути.[10]
Отмечу, что, несмотря на современное звучание шестого стиха, текст стилизован учёным под напевы людней Среднеполярья. Незначительное количество заполярцев, проживающих в Северных пределах, постоянная кочевая жизнь и суровые условия этих широт уравнивали мужчину и женщину в правах. Свободные отношения населения Срединного За-Полярья удивляли ещё древних путешественников, которые, в зависимости от личных воззрений, или негодовали по этому поводу, или восхищались.
VII
Когда б не снились мне дурные сны,
Я был бы князем бесконечного пространства,
Я не терзался б призраком вины
За не пройдённый Путь и дней непостоянство.
Я был бы беспристрастен и суров
В том мире, где лишь суета весома.
Но стал бы счастлив я среди оков
Сиюминутного и вдалеке от
Отмечу, что безразличие к захоронению не являлось равнодушием к пожилым людям. Многие из заполярских стариков, как мужчины, так и женщины сознательно отказывались от подготовки к трансформации для продолжения своего движения в Универсуме. Они склонялись к простоте земной жизни, помощи детям, уходу за внуками, и подобная аскеза «с обратным знаком» по отношению к вечности пользовалась у коренных народов Северного предела не меньшим уважением, чем стремление узреть Путь Ангойяны.
Загор, Инойк. «Сгоревшие дневники…», фолд № 4.
Возможно, в силу ориентации коренных северян на выход в непосредственную экстатичность Ангойяны, отношение заполярцев к сексуальности было достаточно ровным и нередко удивляло поверхностных исследователей. Отношения между женщиной и мужчиной определялись телесностью человека и, в силу этого, минимально табуировались и ритуализировались. Одновременно с восприятием секса, как одного из видов реализации живой плоти, народы Северного предела отлично использовали экстатические состояния, инициированные плотской любовью для достижения тех или иных результатов в трансцендентной сфере.