Вайнахт и Рождество. Александр Киселев
Я даже не знал, что так люблю сахар. Мед тоже хорошо, но сахар лучше. Почему пчелы сахар не делают?
Я поставил кофе на стол и взял пустую миску. Немец кивнул, сказал: «Нимст» – и протянул мне два куска сахара.
– Нет, – сказал я.
Он помотал головой, вложил сахар в мою руку и заговорил. Показывал на сахар и на голову.
– Нет, – опять сказал я.
Он нахмурился, встал, не выпуская моей руки, довел до двери, подтолкнул и сказал какое-то сердитое слово.
Сахар и миску я отдал маме.
– Это он чего? – удивилась бабушка. – Сахар не любит? Зубы, наверное, болят.
Мама молча взяла сахар и убрала.
– Ты чего? – возмутилась бабушка. – Он же сам отдал!
– Да, – подтвердил я, – он сам отдал. Я два раза не брал, а он дал и выгнал.
– Ребенок сахару сколько времени не видел! А в его возрасте сахар для головы нужен. Чтобы мозги росли как надо.
– Как хотите, – сказала мама и достала сахар.
Бабушка тут же радостно захлопотала, достала чашки, поставила на плиту чайник.
– Эх, Николай, сейчас мы с тобой кипяточку, да с сахарцом! Устроим сладкую жизнь.
А я подумал, что все-таки это неправильно. Я у Ивана Ильича мед ел, а мама с бабушкой нет. И вообще, как я буду с немцами воевать и листовки вешать, если фашистский сахар ем? Валя бы не стал, я точно знаю.
И я сказал:
– Я не буду.
Бабушка даже ложку уронила.
– Это что за новости? Как не будешь? Тебе надо! Для мозгов! Это как лекарство.
– Скоро немцев разобьют, и этого сахара завались будет.
Бабушка поднесла ладонь ко рту и зашипела:
– Ты что, с ума сошел! Замолчи немедленно! И не вздумай такие слова говорить!
Ее поддержала мама:
– Николай, ты понимаешь, что можно говорить, а что нельзя?
– Никто не слышал, – буркнул я.
Мама сказала:
– Стены слышали. У них тоже уши есть.
– Ты чай пить будешь? – грозно спросила меня бабушка.
Чаю я не хотел. Я хотел долго-долго сосать кусочек сахара… Но я твердо ответил:
– Не буду.
– Ну, твое дело. Давай, Мария, мы с тобой почаевничаем.
– Вы пейте, я тоже не хочу, – сказала мама.
– Сговорились? – обиделась бабушка. – Вы, значит, такие, а я, значит, не такая?
– Не обижайтесь, – ответила мама. – Не будем ссориться по пустякам. – А потом улыбнулась и тряхнула волосами: – А, гулять так гулять! Наливайте, мама! Николай, живо за стол!
Когда мама такая, мне становится хорошо, а когда улыбается – будто солнце светит. Жаль, что она редко улыбается. И я, конечно, сел, и пил горячую воду с мятой, и мама с бабушкой о чем-то говорили, и я о чем-то говорил, и мы даже смеялись. А сахар… я съел. Почти весь. Мне бабушка половину своего куска дала, а мама пила без сахара. И вообще, фашистами от сахара не становятся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив