Сквозь толщу веков. Мила Михайловна Стояновская
показался, прошёл. Блеснула водами своими широкая красавица – река. Пленники оживились, чуть быстрее пошли. Вот уж и берег. Корабль на волнах покачивается у самой кромки воды. Знать, глубока река. Припали пленники к воде, впервые за долгий путь напились и умылись.
И татары повеселели, сторговались с владельцем корабля быстро, денег ждут, удачной торговле радуются.
Хозяин судна, темнокожий турок, в белых широких шароварах, в такой же блузе, в чёрной безрукавке. На нём шапочка, обвитая несколько раз шарфом белым, шёлковым, тюрбаном зовётся и туфли с носами вверх загнутыми. Его команда в таких же одеждах, только ткань у них простая, а цвет серый или коричневый. Хозяин степенный и важный. Помощники его быстрые, всяк своим делом занят. На судне одномачтовом всюду порядок.
Погрузили невольников на корабль с серым парусом. И поплыл он подгоняемый ветром по реке, средь высоких берегов в даль неизвестную. Гребцы плыть скорее помогают. С обеих сторон корабля по пять гребцов дружно вёслами о воду ударяют. Плывёт корабль белым лебедем, унося пленников от родной земли всё дальше. Безрадостно глядят невольники по сторонам: на реку, на леса, покрывающие берега, в глазах же их печаль и слёзы. Далеко теперь их родина, увидят ли они её когда-нибудь?
Скачут дружинники по следам татарским. Мало спят, а то не отдыхают вовсе. Устали. А Ратибор поторапливает.
– Помогите, друже! Помогите догнать ордынцев, отбить пленников. Наши русичи под плетями татарскими стонут, дети, женщины. Неужто кинем их в беде? Душа изболелась, на ленты рвётся, чует: не увижу я больше своей любушки Велиоки. Поспешим, догоним татар. Ещё хоть разок взглянуть на неё…
Настёну мёртвую на обочине нашли. Истерзана девушка, всё тело в кровоподтёках, губы в кровь искусаны. Догадались, какая её участь постигла. Сердце от боли зашлось.
Не надо боле подгонять их, сами горят желанием с ордынцами за поруганных русичей поквитаться.
Скачут дальше. Вдруг шум впереди послышался, голоса громкие, топот коней.
Затаились дружинники в чаще лесной. Глядят: едут ордынцы, довольные, смеются, ничего не опасаются. Много больше их, чем дружинников. Но вскипела кровь в жилах воинов.
– У-у, басурманы! Нехристи проклятые! Не топтать вам боле землю русскую, не мучить русичей!
Налетели вихрем огненным на татар дружинники, стремительно, как соколы. Сразу почти половину ордынцев положили. Бьются, аки звери, безжалостно. Только звенят мечи о доспехи татарские и пики острые в ход идут. В мечи свои такую ярость вкладывают, что одним ударом басурманов вместе с конём наземь опрокидывают. Опомнились татары, озлобились, как псы цепные. Пошла сеча пуще прежнего. Долго бились дружинники с ордынцами. Двух воинов потеряли, кровью всю землю вокруг залили, но побили всех до единого. Огляделись: нет никого, все татары повержены, на земле лежат. Повалились с коней, обессиливши, и заснули мертвецким сном. Сколько проспали воины, то неведомо. Проснувшись, похоронили друзей своих ратных