Сквозь толщу веков. Мила Михайловна Стояновская
что означало «желанное дитя».
Тут и время пахать приспело. Велиока дома с малышкой. А Ратибор с общинниками в поле землю пашет. Хороша земля! Плодородна. Не жалеют зёрен хлебопашцы, торовато* сыплют во вспаханный пал. Что не посади, всё так и прёт. Растёт и людей радует. Радостно сеют люди, ждут богатого урожая. Цветёт земля, возрождается к новой жизни. Луга и лесные поляны благоухают медовыми запахами тысяч цветов. Колосятся высокие травы. Трели птиц раздаются в небе, в ветвях дубрав и рощиц. Табуны коней вольно пасутся в пойме реки. Ширь полей глаз радует. Благодать, да и только!
Но не расслабляются русичи. И в поле, и в лес берут с собой рогатину и лук со стрелами, а чаще дубину от «лихих» людей. Для защиты от набегов ордынцев*.
Хитры и жестоки подлые татары. Скрытно пробираются к пашням и поселениям русичей. Убивают, насилуют женщин, разоряют и грабят жилища, скот и людей угоняют, а чаще вырезают всех до единого. Никого не щадят: ни женщин, ни детей. А после сжигают всё: и посевы, и избы.
В трудах ежедневных и заботах пролетело жаркое лето. Стоят хлеба, на ветру золотой волной перекатываются. Колосом тяжёлым к земле клонятся. Густы, колос к колосу – косой не взять, а убирать уже пора.
– Ты, душенька, поутру не спеши. Обед сготовь. Бажену накорми, а тогда и приходите в поле. А пока я сам буду жать и вас, любушек моих поджидать, – говорит Ратибор жене.
– Как прикажешь, Ратиборушка, свет очей моих, – отвечает Велиока, – мы скоренько.
Легко на сердце, песни поёт Велиока, с делами управляючись. Печь затопила, кашу варить поставила. Собирает обед мужу любимому: тут и мясо вяленое, и репа пареная, и простокваша густая. Скоро и каша поспеет. Велиока уж и дочь покормила. Мала ещё Бажена. Только сидеть научилась. Сидит на полу щепочками играет.
Вдруг топот коней раздался, дверь растворилась настежь.
– Аль забыл чаво, Ратиборушка? – повернулась Велиока от печи.
Глядь, а в избу ордынец ворвался. В шлеме остроконечном кожаном, в длинном пёстром халате с металлическими пластинами. За спиной его лук и колчан со стрелами, на поясе палаш – сабля прямая. Чёрный, как головёшка и глазами быстрыми, чёрными по сторонам рыщет. Подбежал к Велиоке, схватил её за шёлкову косу, лопочет что-то по-своему, в Бажену перстом тычет. Догадалась Велиока дочку взять на руки. Прижала её к своей груди крепко. А татарин из избы её тянет за косу. Выволок ордынец Велиоку из избы. Глядит она по сторонам и видит: татары, как тараканы, по деревне носятся, кто конный, кто пеший. Крики, плачь, разорение. Люди от страха в разные стороны бегут, но их стрелы татарские нагоняют. Арканы над головами кружат, петлёй горло давят, не убежать. Старики все побиты, мёртвые на земле лежат. Избы горят кругом. И на её жилище, на крышу соломенную факел смоляной полетел. Занялся огонь, всё в один момент охватил объятиями своими жаркими. Дым и смрад по деревне. Заледенела душа от страха. Что ждёт её?