Казачья доля. Первый чеченский след. Часть 2. Андрей Александрович Небольсин
он не говорит. Просто молчит и все. Может, пойдемте к нам и все вместе разберемся, – сказала Галя.
– Это правильно, – забирая водку со стола, сказал Астахов, – пойдем к профессору, пусть объяснится, за что он на нас злится.
Кочетов сидел за столом. перед ним был большой графин водки. Он косо на нас посмотрел, но промолчал.
–Иван, я требую от тебя объяснений, почему ты нас не хочешь видеть, и за что на нас злишься, – садясь за стол, спросил Астахов.
Профессор оглядел меня, Астахова, потом сердито начал:
– Я все понимаю, они – изверги, у меня даже нет таких слов, что в полной мере их охарактеризуют. Но скажите, господа, чем вы лучше их, если без суда и следствия можете казнить? Как ты, Николай, мог их всех порубать своими саблями? Ты что, судья? Мясник!
– Иван Сергеевич, разве не вы нам рассказывали про те злодеяния, которые они вытворяли в Петербурге? Разве не вы рассказывали, что им удалось уйти от ответственности безнаказанно, продолжая сеять зло по всей стране? Они и в этот раз ушли бы от суда. И продолжали бы жарить детей, – я кричал на профессора, как будто это он был моим учеником. Он молча слушал меня, не перебивая.
– Чем виновен тот ребенок, которого они хотели съесть? А если бы их так же не церемонясь, убили еще в Петербурге, то скольких людей можно было спасти?
Профессор смотрел на меня не моргающими глазами. Когда я закончил, он налил себе в кружку водки и залпом выпил. Я оглянулся. На стуле сидела Даша и горько плакала, спрятав лицо в ладони. Ее успокаивала Галя.
–Что с тобой, Дашенька? – спросил я.
– Они что, жарили ребенка? – спросила она, поднимая голову.
– Да нет, Дашенька, это я просто, к слову.
В этот день начальнику жандармерии еще три раза пришлось бегать за водкой. Но снять стресс так и не смогли. И убедить профессора мы тоже не смогли. Но хорошо хоть, что помирились.
С того дня прежних, хороших, дружеских отношений меж нами не было больше никогда. Мы хорошо общались, но дружбы не было. Астахов перестал заходить к профессору, по вечерам мы перестали заниматься оружием, Иван Сергеевич перестал интересоваться тем, что может наносить человеку вред. Мы с Дашей стали проводить больше времени у себя в квартире. Галя, дочь профессора, долгое время пыталась нас помирить, наладить прежние отношения, но безуспешно.
К осени она уехала в Петербург, домой. С отъездом этого маленького, доброго человечка стало совсем скучно. Деньги графа Дюжева продолжали регулярно приходить на разработку оружия и нам с Дашей на жизнь. Мы хотели жить, как можно скромнее, чтобы не тратить много денег графа. Но Даша стала водить дружбу с соседскими дамами, которые на красивых нарядах были просто помешаны. И деньги графа потекли рекой к владельцам модных магазинов. Я несколько раз просил Дашу не тратить много денег. Ведь эти деньги принадлежат не нам, а графу. Она мне обещала, но стоило зайти к нам ее подружкам и сказать, что в магазине появились модные платья из Петербурга, она тут же удалялась. Мне было очень неудобно перед графом, потому что деньги уходили большие, и я решил написать письмо Дюжеву о том, что профессор перестал