Донбасс. Дорога домой. Иван Карасёв
спал, а тут выдался неожиданный момент отвести душу.
– Где служил, Валентин? В Донбассе?
– Не. Направили меня в стрелковую часть недалеко от Херсона. У меня, кстати, мечта была такая – попасть туда, я тебе об этом отдельно расскажу. Город на самом Днепре – а у него приток есть под названием Ингулец. В общем речка не сильно широкая, но, как выяснилось, рыбная, и раки в ней, по крайней мере, водятся. Наши ребята их «пауком» брали, из приманки одна макуха. Что у нас кроме хлеба может быть? Когда впервые добрались до места дислокации, время, помню, катило к ночи. Я выпрыгнул с кузова автомобиля. И, скажу так: просто офигел, увидев, где я оказался. Дичайшая темень, местность обесточена, лязг гусениц, взрывы, выстрелы. Это всё совсем близко, слышно, как будто у соседа этажом выше перекрытие взрывают. Мужики с фонариками шарятся, ругаются, просят водителей не зажигать фары! Беспилотники и летальные аппараты врага могли в это время летать, засечь нашу суету. А там «пряник» или «птичка» прилетит… Ну и, сам понимаешь, крышка…
Как только мы появились, местные пацаны конкретно предупредили: «Ребят, та сторона стабильно начинает стрелять с пяти вечера». На второй день решил сам проверить. Точно, начинают, как по часикам. Сначала в семнадцать двадцать, потом в девятнадцать двадцать. А ночью, бывало, без всякого графика – накладывают, накидывают, накидывают. То там жахнет, то с другой стороны. Для первого раза все, правда, обошлось. Зато сна лишили заразы. На следующую ночь попали под настоящий обстрел. Но все целы остались. Некоторые ребятишки, признаюсь, не выдержали напряжения, стали искать причины умотать обратно. Про таких там говорили, мол, «запятисотилась» братва.
–Ну а сам-то как акклиматизировался? Остались впечатления?
– Теперь задним умом соображаю, что, когда оказался в районе боевых действий, ничего сверхъестественного не произошло. Это у всех так. Особенно, если нормальный коллектив и у тебя хорошее начальство – тогда сложностей быть не должно. У нас было своё обеспечение, горячая кухня. Когда кухня не срабатывала, выдавали сухпайки. Ещё баня полевая. Короче, можно было жить – не тужить. Моментов, о которых мог сказать, что это мой второй день рождения, не помню. Всегда был уверен, что у меня всё будет хорошо. Я морально устойчивый человек. Но страх накатывал часто. Страшно бывает каждому человеку. Если кто-то тебе скажет, что ничего не боится, то, точно, соврёт…
Глазырин слушал, впитывая каждое слово своего нового знакомого. Значит, и ему придётся пережить все то, о чём поведал Валентин. Спросил Терлеева:
– Внутреннее напряжение растет, накапливается. А в такой ситуации, тем более. Усталость в какое-то время появляется. Что в результате?
– Одной фразой отделаться не могу. Все складывается из мелочей. Условия, по крайней мере, для войны были терпимыми. Чтобы спать, я имел спальный мешок, в рюкзаке теплая одежда, сменное бельё. Так что было ни холодно, ни голодно. Через три дня мы уже привыкли ко многому. А через неделю даже первородный страх стал пропадать,