Эригена и не только. Роман Воликов
видеть визитатора Его Высокопреосвященства, – нарочито громко сказал он, как бы отвечая на вопросы собратьев о тех двух людях, что больше часа сидели на холме перед аббатством. «Не скрывает, что готовились», – подумал я.
– Ансельм, келарь монастырский. С возвращением в родную обитель, брат Тегван, – он небрежно кивнул в его сторону. – Дорога была спокойной?
– Бог миловал, – сказал я. – Происшествий не было.
– Слава Вседержителю. Вы вовремя пришли, как раз к обеденной трапезе. Вкусим, а после, полагаю, почтенному визитатору хотелось бы отдохнуть после долгой дороги. Мы подготовили гостевую келью, – лицо брата Ансельма излучало полную уверенность в себе. – Темнеет уже рано.
– Не буду нарушать ваш распорядок, – сказал я. – Ты прав, брат Ансельм, утро вечера мудренее.
Отобедав варёными пастернаками и «Karpie» (20), я с наслаждением закрылся в назначенной мне келье.
Признаться, за время пути из Оксфорда я устал от общества брата Тегвана. Как хорошо известно Его Высокопреосвященству, я не раз выполнял щекотливые поручения епископской кафедры и поэтому глаз на людские пороки у меня намётанный. Брат Тегван, вне всякого сомнения, человек нервный, мнительный, не способный обуздывать собственные фантазии, возможно, из-за того, что больше общается с книгами, нежели с людьми.
Однако не бывает дыма без огня, во всей риторике брата Тегвана сквозила интонация, с которой, пожалуй, в душе, а не разумом, был согласен и я. Не может быть так, чтобы такой великий учёный муж, как Иоанн Скотт Эригена, светоч божественной мудрости, как льстиво называли его при дворе короля франков, подаривший нам как бы новую Вульгату (21) – простой и понятный перевод «Небесной иерархии» святого Дионисия Ареопагита, умер вот так запросто, во сне, словно обычный пастух или королевский нотариус, без толпы неутешных учеников у смертного одра, без последнего напутственного слова потомкам, в тиши английского болота, как зло выразился брат Ансельм, если, конечно, принять на веру слова брата Тегвана. Было в такой неинтересной смерти нечто нелепое и даже оскорбительное для пытливого ума.
Я растянулся на циновке, брошенной на обычную деревянную скамью. Что я, собственно, знаю о великом богослове Иоанне Скотте Эригене? Не так много, на самом деле. Эригена человек, имя которого у всех было на слуху, но если задаться изучением его биографии, сразу возникнет множество вопросов. В Галлии, при дворе Карла Лысого, он появился внезапно, среди огромного количества беглецов из Ирландии. Достоверно, что он из «египтян» (22), заверили меня на кафедре архиепископа Кентерберийского, иначе откуда такое блестящее знание греческого и восточных богословов. Тогда ему было лет тридцать пять, подумал я, как ни фантастично это предположение, он действительно мог путешествовать и побывать в Афинах и Константинополе, надо будет расспросить брата Тегвана, не упоминал ли Иоанн Скотт о том периоде своей жизни. Впрочем, это не столь важно. Важно другое, человек он был упрямый и несгибаемый.