Там, откуда родом страх. Александр Соловьев
продолжала она быстро задавать вопросы, не давая времени на ответ. По ее щекам беспрерывными ручейками скатывались слезы.
Мужчина на диване сжал зубы, из-под прикрытых ресниц к вискам скатились слезинки. Офицеры стояли молча, держа снятые фуражки на согнутых в локте руках. Наконец мать пришла в себя, встала с колен, и офицеры закончили раздевать своего товарища. Евдокия Ивановна повернулась к замершей в сторонке Наталье:
– Это сынок мой, Степушка, – сообщила она и добавила с затаенной гордостью, – офицер, поручик.
Страсти на время улеглись. Хозяйка предложила гостям раздеться, те охотно приняли предложение. Кухарка на скорую руку накрыла стол, выставив холодные закуски и запотевший графин с водкой. Безучастно лежавший до этого, Степан попросил освободить его ноги от пледа. Наталья нерешительно подошла и размотала плед. Взорам присутствующих открылись замотанные бинтами удивительно короткие ступни. Побледневшая мать тихим испуганным шепотом спросила:
– Господи, что это?
– Пальцы ампутировали, – глухо ответил Степан, опуская осторожно ноги на пол и садясь на диване. – Инвалид я теперь.
– А служба как, карьера? – не осознавала случившегося мать.
– Что тут непонятного. Закончилась моя служба, и карьера закончилась. Уволен по состоянию здоровья, с пенсионным содержанием.
– Да как же так, – тихо заплакала мать. – Мы с покойным отцом мечтали тебя хотя бы майором увидеть. Горе-то какое.
– Ничего теперь не изменишь, – впервые подал голос старший из офицеров. – Можно сказать, пострадал за царя и отечество. На таких наша армия держится.
– Ой ли? – одновременно с недоверием и надеждой произнесла мать.
– На полковых учениях обморозил ноги, но свою задачу выполнил.
Больше мать вопросов не задавала. Она печально и нежно смотрела на своего вновь обретенного сына, думала, что, может, и к лучшему все это. Живой ведь и на глазах теперь все время будет. Невесту найду ему, внуки пойдут. Старость станет в радость, не то, что теперь. А между тем она не забывала потчевать гостей водкой. Вскоре они разогрелись, стали спорить о чем-то своем, непонятном. Евдокия Ивановна сначала пыталась вникнуть в суть их спора, но вскоре поняла, что от нее этого не ждут, и успокоилась, замолчав. Наталья, хоть и сидела за общим столом, оставалась чужой. Евдокия Ивановна даже не представила ее. То ли забыла под впечатлением происходящего, то ли не сочла нужным. Офицеры то и дело бросали на нее изучающие откровенные взгляды, но она упорно никого не замечала. Она была всего лишь прислугой, ее делом было следить за порядком на столе. Через пару часов Степан медленно повалился на диван. Оба офицера сразу поднялись из-за стола, уложили осторожно ноги инвалида на диван, поблагодарили хозяйку за гостеприимство, поклонились кивком головы на сей раз обеим дамам и быстро ушли. У Натальи от этого сдержанного знака уважения, а может просто внимания, потеплело на душе, а Евдокия Ивановна