Там, откуда родом страх. Александр Соловьев
побежала по прибрежной гальке. Петр нехотя последовал за ней. На месте гуляний они не застали никого. Костер погас, и только струйка белесого дыма поднималась от головешек. Лена взяла его за руку и повела к своему дому. У тесовых ворот на прощание неожиданно обхватила обеими руками его за шею и поцеловала так, что у него голова пошла кругом, а когда опомнился, Лена уже исчезла, и только железное кольцо калитки, покачиваясь, подтверждало, что все это ему не приснилось, что она только что была здесь. Бестолково потоптавшись у калитки, Петр нехотя побрел домой по тихой сонной улочке. В нем все пело и ликовало, ликовало. На следующий день они встретились на берегу снова. И сразу ушли от собравшейся молодежи. И вновь они молчали, и вновь их руки встретились и соединились, и вновь он целовал ее жаркие щеки и губы, белую бархатную шею и пахнущие солнцем волосы. Чем больше он ее целовал, тем истовее становился. Поцелуи не утоляли жажду, а только больше ее распаляли. Он опять ощутил дрожь ее тела. Ноги ее ослабели, и она повалилась на землю. Его неопытные руки бестолково метались по ее одежде, ища застежки. Этой заминки оказалось достаточно, чтобы она пришла в себя. Грубо оттолкнув его, она вскочила на ноги.
– Еще не женился, а уж лезешь, куда не надо, – произнесла она осевшим голосом. – Вот женишься, тогда хоть ложкой хлебай.
Петр продолжал лежать на земле, тяжело дыша и медленно приходя в себя.
– А ты пойдешь за меня? – с затаенной надеждой спросил он, поднимаясь на ноги.
– Пойду, чего не идти за тебя. Мужик ты, видать, хороший, мужем будешь добрым. И ласковый ты. Любо мне это. Вот только родители не захотят за мещанина отдать. Они хотят меня за состоятельного человека отдать, за офицера или чиновника.
– А мы что, не состоятельные? Уж не беднее вас. Хозяйство у нас самое крепкое в слободе.
– Да брось ты своими коровами хвалиться. Давай лучше обсудим, как быть. Уж очень ты люб мне. Я тебя давно заприметила, да все не решалась подойти, а ты только пялился на меня, как баран на новые ворота, и никакого толка.
– А что мне оставалось делать, когда ты меня и не замечала. Да и на гулянья все лето не приходила.
– Я думала, что так быстрее тебя забуду, и родителей тогда огорчать не пришлось бы.
– Ласточка ты моя, – с глубокой нежностью произнес Петр, пытаясь снова обнять ее. Но Лена оттолкнула его.
– Не лапай, опять полезешь, куда не надо. И так всю юбку измяла. Как теперь домой явлюсь? Петр смущенно потупился, а Лена медленно пошла в сторону дома.
– Знаешь, – задумчиво произнесла она. – Есть только один выход, надо бабку Овчинниху к этому делу подключить, с ней даже еврей торговаться не сможет, кого хочешь, уговорит. Ты отца к ней направь, она это дело быстро обделает. Только не говори, что я научила, скажут, что сама на шею вешаюсь.
Петр некоторое время молчал, обескураженный ее поведением, потом тихо спросил:
– Это повивальная бабка, что по соседству с вами живет?
– Да,