И пожнут бурю. Дмитрий Кольцов
привычке с сигарой в зубах.
– Как дети малые, ей богу, – усмехнулся Альфонс и присел за столик к друзьям, – вместо подшучиваний друг над другом, лучше бы с новоприбывшим удосужились познакомиться.
– Так это было дня четыре назад, дядя! – с обидой произнес Венцель и продолжил поглощать жюльен, который почти уже остыл.
– Да и не было времени даже у нас к нему подойти, – подхватил Жак, – вы хоть скажите, каков новоприбывший-то?
– Вот сам подойдешь к нему и спросишь, – ответил Альфонс, забирая бокал, наполненный коньяком, у официанта, – я не Бернадетт, чтобы сплетничать.
– Скажите хоть одну вещь, – с интересом сказал Венцель, – он в какой класс определен? Мы не слыхали, чтобы его в первый или второй определяли, иначе бы новость прогремела, как гром среди дня.
– Неужто уродец? – снова подхватил Жак.
– Я вам сейчас по лбу настучу, – раздраженно ответил Альфонс, – откуда мне знать, в какой класс его определили? Я говорил с ним еще до того, как его забрали к Хозяину…
– Ух, интересно, что же Хозяин ему сказал…
– Мне больше интересно, как новоприбывший себя повел, когда встретился с Хозяином. Просто я в первый раз чуть в штаны не наложил от страха…
– Да ты не единственный такой, ха-ха! Да, Венцель?
– Дядя! Меня отец после этого еще и отлупил, почем зря! Не хочу тот ужасный день вспоминать!
Дальше эти трое продолжили что-то активно обсуждать и смеяться, а жюльен все-таки остыл, потому как Венцель до конца поглотить его не смог. За другим столиком, в самом конце вагона, сидели двое друзей – Иштван Золле и Мартин ап Бедивер. Иштван, венгр по национальности, был в цирке самым известным канатоходцем и трюкачом на трапеции; не было равных, наверное, даже во всей Европе его мастерству в этом деле. А Мартин, ирландец по происхождению, был сразу эквилибристом и клишником, то есть мог скручиваться в разные формы, будучи при этом на длинном железном шесте или на проволоке. Иштван и Мартин также обсуждали прошедшие выступления в Марселе, а также строили планы относительно Лиона. Дружили они уже очень давно, и, хотя им обоим было не больше тридцати каждому (Мартину двадцать пять, а Иштвану двадцать семь), казались всем очень мудрыми и старыми друзьями, очень близкими. Это было понятно исходя от того, что почти всегда и везде они находились вместе. Их беседа была полна предположений и догадок насчет Лиона, а также кучи восторженных эпитетов относительно выступлений друг друга. Это сильно раздражало Альфонса, который не мог без легкого отвращения на них смотреть, предполагая, что под очень близкой дружбой скрывается тайное родство или еще чего похуже.
За центральным столиком, относительно расположения столиков, ранее описанных, а не из-за расположения в центре вагона (хотя, тут более применим термин «срединный»), сидела Клэр Марис. Сидела одна. Попивала свежевыжатый яблочный сок, который специально для нее готовил Сюлар, напрочь забывая о своей дрянной натуре, когда его просила о чем-то Клэр. Да и вряд ли