И пожнут бурю. Дмитрий Кольцов
наш Бог. Это может не нравиться, но это так. Обычно наш цирк живет очень здорово, безо всяких происшествий. Но если вдруг что-то случится плохое и Хозяин выйдет из своего кабинета, то Рай превращается в Геенну огненную. Смотреть, как палач избивает плетьми провинившихся, заставляют всех артистов. Плакать запрещается. За попытки помочь садят вместе с ним. Правда, после этих публичных казней и порок все как-то быстро забывается. Но на самом деле петля на шее у всех вокруг просто на время ослабевает. Здесь все уже приговорены.
– Кем приговорены?
– Не строй дурака, Омар. Ты понимаешь, кто здесь всем распоряжается. У нас даже есть артисты, которые всерьез полагают, что директором цирка является старик Буайяр. Люди глубоко внутри себя прячут свои страхи, прячут испытанные эмоции. Но рано или поздно вновь наступает период кровавых расправ, дабы никто не забывал Хозяина.
– Но зачем это делать? Тут же всем платят, насколько мне известно.
– Этот вопрос надо задавать не мне, мой друг. На него я тебе ответа не дам.
Омар и Алекс еще несколько минут сидели молча, медленно осушая бутылку коньяка. Как только бутылка оказалась пуста, Алекс поднялся со стула и направился к выходу, через который вошел в вагон. Омар молча провожал его взглядом.
– Как-то холодно здесь, не находишь? – сказал Моррейн, доставая сигарету из кармана пиджака.
– Возможно, я уже привык к холоду…
Ничего не ответив, Алекс покинул вагон для новоприбывших. В переходе между вагонами он столкнулся с Альфонсом, который направлялся к Омару. Пустая бутылка из-под коньяка, которую держал в руке Моррейн, выскользнула и разбилась о рельсы. Поезд шел медленно из-за неисчислимого количества вагонов, поэтому на переходе можно было более-менее спокойно стоять.
– Ну надо же, Альфонс, – в привычной манере произнес Алекс, – совсем недавно только о тебе вспоминал, какая честь! Что, идешь в очередной раз окучивать новоприбывшего?
– Не забивай голову ни себе, ни парню, – серьезно ответил Альфонс, вплотную приблизившись к Моррейну, – ему не хватало еще твоих заискиваний. Не впутывай его в свои темные делишки.
– Хм, подумаешь…
Разойдясь, каждый направился в свою сторону. Когда Альфонс зашел в вагон, Омар сидел на стуле, даже не пошевельнувшись, лишь повернул голову, обратив внимание на то, что дверь вновь отворилась. На сей раз Омару было легче. С Альфонсом у него сразу наметилась та связь, которая, при должном уходе и поведении, могла эволюционировать в некое подобие дружеской.
– Теперь ты и с ним знаком, хе, – ухмыльнулся Альфонс, присев на стул, на котором две минуты назад сидел Моррейн, – здесь достаточно холодно, не находишь?
– Ты уже второй человек, заметивший это.
– Кто первый, я догадываюсь.
– Я привык к холоду. Жизнь научила приспосабливаться.
– Это похвально. Но не вечно же тебе сидеть здесь и чахнуть на этой табуретке! Пойдем со мной, сейчас самое лучшее время для того, чтобы предстать миру!
Не