На солнце и в тени. Марк Хелприн
в Нью-Йорке?
– Справляюсь, но все мои знания – ничто. Ваша песня… – Ему пришлось остановиться и начать сначала. – Ваша песня… некоторые ее слова. Ваше произношение. То, как вы пропели эти слова, как вы их выразили. Я не сделал ничего, что могло бы с этим сравниться. Никогда не видел ничего, столь же совершенного. Одна только цезура во второй строфе – это так необычно…
– Но это всего лишь половинная нота, – перебила она.
– Может, это лишь половинная нота, но она бесконечно красива, она рассказывает все.
Он имел в виду «о вас», и она поняла, хотя вслух это произнесено не было.
И у нее, при всем ее немалом самообладании, не только пропал дар речи, но и перехватило дыхание, потому что это было правдой, потому что раньше она не понимала, из-за чего это ей было послано. Не рискуя углубляться, она поспешила на поверхность.
– Вы меня слышали?
– Да.
Она опустила взгляд на скатерть, помолчала, сделала несколько глубоких вдохов, а затем снова посмотрела на него и сказала:
– Я специализировалась в музыке и обучалась вокалу. У меня богатый голос среднего диапазона. Кажется, расширяется. Но опера мне не по силам. Я едва гожусь на то, чтобы исполнять одну песенку в беззаботном бродвейском мюзикле. Никто так не говорил мне о моем пении, как вы.
– Ваш режиссер полагает его совершенным.
– Как долго вы были в театре?
– Я пришел туда рано, и идиот у служебного входа пригласил меня внутрь.
– Он и впрямь идиот. Надо его заменить. Вы ему заплатили?
– Нет.
– Обычно ему платят. Это его приработок.
– Меня он пустил за так.
После того как Гарри сказал то, что сказал, она едва могла на него смотреть и с трудом верила, что ее чувства настолько сильны. Это ее пугало так, что она попыталась сбавить обороты.
– Почему вы не написали ту книгу? Что может быть прекраснее, чем писать книгу о том, что любишь?
– Два года я пробыл в Англии. Много времени провел на Средиземном море, получил степень магистра философии, но заболел отец – а мать у меня давным-давно умерла, – и мне пришлось заботиться о нем и о бизнесе. Я собирался вернуться, но здесь было много проблем – по-настоящему он так и не поправился. А потом война. Я пошел в армию в сорок первом, до Перл-Харбора.
– Как рано. Многие выжидали, что будет дальше, даже – после.
– У меня к войне английское отношение. Отец умер вскоре после того, как мы прорвали линию Зигфрида. В прошлом году я демобилизовался. С тех пор занимаюсь бизнесом.
– А что это за бизнес, в котором используют перфораторы для кожи? А! – сказала она, обнаруживая связь, пускай и запоздало. Он наблюдал, как разворачивается ее догадка, зная, что за этим последует. – «Кожа Коупленда». Вы – это «Кожа Коупленда».
– Вообще-то я просто Гарри, – сказал он, зная, что она сделает дальше.
Она подняла свою сумочку, глядя на нее с таким изумлением, словно это было Золотое руно.
– Это, – провозгласила она, – «Кожа Коупленда».
– Знаю.
– У меня в руках была ваша сумочка. Почему вы ничего не сказали?
– Я думал о других вещах.
– Она