Прорвемся, опера!. Никита Киров
едет? – услышал я далёкий голос. – Может, быстрее его в больницу самим увезти? Надо…
Фраза затухала, и на какое-то время стало очень тихо. Глухая, бесконечная тишина.
Но то, что говорили дальше, я услышал очень ясно:
– Нет, никуда мы не поедем! – заявил какой-то мужик. – Бензина нет, без него никуда.
– Ну так слей откуда-нибудь, – ответил ему другой человек, и вот его голос и странный выговор был мне смутно знаком. – В первый раз, что ли?
– У кого слить?
– Ну вон, у тех возьми, они уже никуда не поедут.
Я открыл глаза, но ещё не вставал. Если меня подстрелили, двигаться может быть опасно. Но они что, успели притащить меня в гараж? И как это они умудрились так быстро?
Я лежал на скамейке у стены, укрытый шинелью, а рядом, у старой служебной «шестёрки», спорили два человека, один в форме, только какой-то совсем старой, мышиного цвета, другой – очень высокий мужчина в очках, одет в потасканную кожанку.
А на стене надо мной висел какой-то древний календарь с Ельциным. Кто его сюда повесил? Рядом с ним была надпись большими буквами, но слова «Голосуй» ободрали, осталось только «…проиграешь».
В плохо освещённом гараже были и другие машины – «уазики», «шестёрки», и одна «Волга». Древность. А среди служебных тачек стояла вишнёвая «девятка» с разбитым лобовым стеклом, к которой и пошёл мужик в старой полицейской… нет, милицейской форме, держа в руках короткий шланг и канистру.
Рядом с машиной стояло ещё несколько человек, одетых так же, ещё один сидел внутри, на месте водителя. И откуда они раздобыли такую форму? Совсем старая же, такую уже много лет как не носят.
Из девятки донеслась музыка:
– Зайка моя, я твой зайчик…
– Переключи эту хрень, – потребовал кто-то.
Раздалось шипение, потом заиграла другая песня:
– Я тучи разведу руками…
Снова шипение, кто-то переключал радиоволну. В этот раз раздался голос диктора:
– …ради подписания мирного договора. Как заявил генерал Лебедь, хасавюртовские соглашения – это…
Это что, на радио вспоминают этот день в истории?
– Сергеич! – крикнул водитель в форме. – А чё это твой студент дрыхнет?
– Умотался он, почти сутки на ногах, – ответил высокий мужик, глядя на меня. Он стоял в тени, но его лица я не видел. – Вставай уже, Васильев. Пора.
Обращались явно ко мне. Странно, что раны я не чувствовал. Куда мне вообще попали? Я начал осторожно подниматься. Даже спина не болела, а я ведь каждый год мучаюсь с грыжей в пояснице. Наверное, воткнули столько обезболивающего, что я уже ничего не ощущал. Даже одышки нет.
– А чё ты вообще сам поехал, Сергеич? – водитель тем временем открыл крышку бензобака. – Тебе ваще таким заниматься не надо, пусть вон новенький один едет.
– Нет, так не пойдёт, – высокий вышел на свет. – Не нравится мне это дело. Надо самому ехать. Да и вот помрём мы все, опера старой закалки, кто молодняк-то тогда обучать будет? Натаскивать? Это тебе не баранку крутить.
Я