Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой. И. М. Смилянская
русско-венецианских связей, аккредитация при других итальянских дворах, внимательное наблюдение за реакцией Оттоманской Порты по отношению к русскому поверенному в делах, мониторинг экономического состояния итальянских держав (с особенным упором на динамику их ценовой политики), забота о единоверцах – православных, находящихся в Италии[911]. Другой важнейшей функцией Маруцци в Венеции была работа с «общественным мнением»: кроме разговоров с венецианскими нобилями[912] и вербовки «нужных» людей, с начала войны маркиз регулярно помещал в итальянской прессе сообщения о победах русской армии, полученные из Петербурга[913]. В качестве компенсации за услуги подданным других стран Маруцци имел право ходатайствовать об императорских государственных наградах (даже ордене св. Георгия Победоносца[914]). Наконец, в-третьих, в задачи Маруцци входило обеспечение и выкуп займов, предназначенных на нужды русского флота, укрепление связей с европейскими и итальянскими банковскими домами и, шире, любые финансовые операции в Италии и хранение денежных средств[915]. Выполнить последнее задание было весьма непросто. С одной стороны, Маруцци, выступая поручителем при получении кредитов (чаще всего в Генуе), регулярно ставил под угрозу деловую репутацию – свою и собственной семьи. С другой стороны, маркиз нередко получал нарекания из Петербурга в связи с нецелевым расходованием средств и отсутствием прозрачной отчетности (что зачастую являлось следствием небрежного отношения к деньгам, например, со стороны А.Г. Орлова)[916].
В письмах Маруцци к русским сановникам на протяжении всей русско-турецкой войны повторяются настойчивые просьбы выслать из России рекомендательные письма к остальным итальянским дворам[917] (прежде всего, вероятно, к неаполитанскому, туринскому и флорентийскому) и оригинал патента, данного Маруцци в Петербурге[918]. Однако несмотря на многочисленные запросы указанных верительных грамот Маруцци так и не получил, что существенно усложнило его деятельность, сделав его статус поверенного весьма условным: в официальных бумагах указывалось, что он командирован в Венецию и остальную Италию, но такая формулировка не соответствовала практике принятой в дипломатии тех лет.
Деятельность Маруцци не вызывала особенного энтузиазма и у венецианских властей[919], хотя сам он изначально рассчитывал на плодотворные взаимоотношения с ними. Маруцци прибыл в Венецию из России в конце октября 1768 г., перед этим проведя около полутора месяцев в Вене, в частности в переговорах с Д.М. Голицыным[920]. Вслед за этим ему предстояло вручить свои верительные письма Сенату, который собрался лишь в конце ноября 1768 г. Ноябрь 1768 г. – начальная точка в деятельности Маруцци в Венеции, совпавшая с началом русско-турецкой войны, что сразу же сделало его миссию особенно важной [921].
23
СбРИО. T. 87. C. 45-48. Обмен информацией был взаимным. Так, А.М. Голицын в своих письмах постоянно сообщал Маруцци о новостях из русской армии, Маруцци же передавал известия о турецкой армии, полученные из его источников, а также писал о внутренних итальянских и европейских событиях.
Как отмечал Маруцци в шифрованном письме А.М. Голицыну от 21 февраля/4 марта 1769 г.: «Мои друзья трудятся изо всех сил, чтобы расположить к нам умы» (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2044. Л. 23; оригинал по-французски).
Об этом Маруцци, в частности, писал А.М. Голицыну в письмах от 2/13 января и 23 января/3 февраля 1770 г. (РГАДА. Ф. 1263. Он. 1. Ед. хр. 2045. Л. 3 об., 7).
Об этом см. письмо Маруцци А.М. Голицыну от 2/13 января 1770 г. (Там же).
См., например: СбРИО. Т. 1. С. 7, 13; РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2045. Л. 15 об.-16., 22-22 об. Вместе с Маруцци в денежных операциях России участвовали британский консул в Ливорно Д. Дик и русский агент в Тоскане Р. Разерфорд (СбРИО. Т. 1. С. 37; СбРИО. Т. 97. СПб., 1896. С. 82; РГАДА. Ф. 1263. Он. 1. Ед. хр. 2049. Л. 25).
Так, в 1771 г. «гонителем» Маруцци выступил А.А. Вяземский (см. письмо Маруцци А.М. Голицыну от 30 июля/10 августа 1771 г.; РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2047. Л. 25-28 об.).
Например, в реляции из Венеции от 6/17 декабря 1768 г., поверенный писал: «Один из Туринских моих приятелей, имеющий значение при тамошнем дворе пишет мне, что министр иностранных дел сказал ему, что он с удовольствием услыхал, что мне поручены дела в<ашего>. имп<ераторского> вел<ичест>ва для всей Италии и что он не сомневается, что я имею кредитивные грамоты и к его двору и что ему было бы весьма приятно видеть меня в Турине» (СбРИО. Т. 87. С. 265; оригинал по-французски). Маруцци писал (и говорил еще перед своим отъездом из России Н.И. Панину), что с верительными грамотами, в которых упомянута лишь Венеция, могут возникнуть затруднения: другим дворам это не понравится, ибо они названы после республики и все вместе без различия (Там же).
Количество упоминаний и просьб о присылке грамот и патента в письмах Маруцци А.М. Голицыну огромно. Впервые Маруцци просил о наделении его более широкими полномочиями в письме от 13/24 декабря 1768 г. (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2043. Л. 45-45 об.). В письме к Голицыну от 31 октября/11 ноября 1769 г. Маруцци отмечал, что соответствующие обещания были даны ему и А.Г. Орловым (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2044. Л. 81).
Маршрут Маруцци из России в Италию хорошо прослеживается по его письмам А.М. Голицыну. 31 мая 1768 г. Маруцци был в Риге, 16/27 июня – в Варшаве, 3/14 августа – в Данциге, 1/12 сентября – в Дрездене, 6/17 сентября – в Вене, 29 октября/9 ноября – в Венеции (РГАДА. Ф. 1263. Он. 1. Ед. хр. 2043. Л. 14 об.-35).
Так, А.М. Голицын писал Маруцци 26 ноября 1768 г.: «Не может быть, чтобы известие о разрыве между Россиею и Портою не было уже сведомо у вас… Мы полагаем, что коль скоро при республике находится лицо, аккредитованное от ее имп<ераторского> величества, мы должны взирать на нее, как на все другие державы, с коими мы находимся в открытых сношениях и подобно им сообщить ей это положение, в каком мы находимся относительно общего врага христианства. Вы исполните это вручением правительству ее точной копии нашей общей декларации, не препровождая ее чем бы то ни было, что бы имело вид приглашения с нашей стороны вмешаться в ссору, которая ему чужда и к участию в которой оно не призвано никаким трактатом. Мы не можем и не желаем приглашать республику к ссоре из за нас с опасным соседом; в этом должно заключаться правило ваших публичных действий и сущность ваших объяснений с правительством. Но вы не упустите внушить через ваших друзей и через нескольких нобилей, о которых вам известно, что они давно желают, чтобы республика вступила с нами в более тесные связи, что война между Российскою империею и столь старинным и опасным врагом Венецианского государства достойна полного внимания этой мудрой республики и что помимо каких либо обязательств между нами и ею, не будет преувеличенным ожиданием с нашей стороны, если мы полагаем, что она будет склоняться на нашу сторону и что она не откажется при всех случаях и всеми способами способствовать нашим операциям, когда это будет возможно без собственного риска. Считая ее слишком осторожною, чтобы легкомысленно начать войну, мы полагаем однако, что она едва ли пренебрежет случаем, если он ей представится, вознаградить потери, забыть которые она никогда не может. Если Господь благословит наше оружие успехами настолько решительными, чтобы возбудить в ней такое желание, то мы без подозрения увидим ее пользующеюся этим случаем для диверсии столь же серьезной, какою будет и наша война с турками. События подготовлены будут первою или второю кампаниею и тогда вы применитесь к ним в своих внушениях. Достаточно, что если республика подумает о войне, вы будете в состоянии заверить ее, что мы во всякое время будем расположены войти с нею во все необходимые меры, чтобы вести дело сообща. В настоящее время мы довольствуемся просьбою, чтобы сохраняя мир, она не показывая вида согласилась на средства, могущие облегчить наши операции…» (СбРИО. Т. 87. С. 217-219; оригинал по-французски). Маруцци получил следующие инструкции: «…вы могли бы внушить вашим друзьям, что если бы республика пожелала услужить России, то они сами должны стараться поддерживать пламя восстания среди черногорцев, что возможно было бы косвенным образом поддержать их, собрав на Далматской границе вблизи от них маленькие магазины военных снарядов и жизненных припасов, которые они могли бы грабить и пользоваться ими против турок. Наконец вы по собственному благоразумию внушите тем членам Совета, к коим вы питаете наибольшее доверие и которых вы признаете наиболее склонными к тому, чтобы республика воспользовалась нашею войною, чтобы они взвесили выгоды государства и соответственно этому распорядили действия республики. <…> Ваше дело воспользоваться вашими местными сведениями и знакомствами для того, чтобы оказать наиболее возможную пользу в интересах Двора» (Там же. С. 219-220; оригинал по-французски).