Взгляд из-за прицела. Ира в сердце войны. Надежда Дмитриевна Савина
а, также, как и я, стоял отдельно, запереглядывались, зашептались. Ведь все были уверены, что в этом году привычной демонстрации, посвященной революции не будет.
Парад прошел торжественно и быстро. Прошли три наших дивизии, которые располагались в Воронеже и его пригородах: 327-я, 47-я и 227-я. Открыла шествие 327-я во главе с полковником Иваном Михайловичем Антюфеевым. Затем прошли курсантские стрелковые бригады, артиллерия, мотоциклетные отряды. Была даже техника и танки в белой маскировке. А завершился парад стотысячной демонстрацией воронежцев.
Когда парад закончился, те, кто не участвовал в параде, пешком вернулись на места дислокации. Настроение было разным. Конечно, царило воодушевление, парад, на который многие ходили во время мирной жизни, которого не ждали, повысил боевой дух, но также были и другие мысли. Прошла новость, что марширующие части после прохода прямиком отправятся на фронт под Москву. Многие им завидовали. Лично я переживала лишь то, что не успела попрощаться с Димой. Бои за Москву шли тяжелые, поэтому я надеялась, что, если его и отправят туда, он сможет послать мне хотя бы весточку.
К счастью, мои страхи не оправдались. Дима, а также еще двое солдат из нашего взвода вернулись обратно к ужину. Увидев меня, парень улыбнулся. Искренне, светло. Почувствовала, как страх, что я еще не скоро получу весточку о нем, бесследно тает.
– Я переживала, – начала, когда Дима пришел ко мне после отбоя. Сейчас он мог делать это почти свободно – в доме, не считая нас, было всего пара человек.
– Знаешь, я тоже, – задумчиво произнес Йося. – Мы с площади отправились прямо к вокзалу. И когда было распределение я переживал, что не успею попрощаться с вами, но, отправили назад, как видишь.
Говорил парень спокойно, голос звучал почти равнодушно, но я слишком долго общалась с парнем, поэтому на перемену в его настроении отреагировала.
– Ты…, – запнулась, подбирая правильное слово. – Недоволен?
– Да, – ответил старшина. – Ты же сама читаешь газеты, слушаешь сводки. На Москву фашисты наступают. Надо ехать туда и бить этих гадов, а я остаюсь тут. Да и за Ле… Алексея отомстить хочется. И не только за него, за всех, кто погиб под Харьковом.
– Понимаю тебя, – кивнула. Я и сама чувствовала нечто подобное, когда вспоминала Кощея… Мне довольно часто снилась его гибель, врезалось, впечаталось в память предсмертное выражение на его красивом лице. И очень не нравилась собственная беспомощность. Поэтому я тешила себя мыслью, что скоро мне снимут гипс, и уж тогда я поквитаюсь. За Сережу Михалюка, Петю Шукшина, Алексея Журавлева. За всех них убью так много фашистских гадов, как только смогу. Самое главное – не идти на поводу у ярости, а ненавидеть холодной ненавистью. И сейчас, не имея возможности полноценно служить как снайпер, я растила эту ненависть у себя в груди. – Я тоже хочу вернуться в строй как полноценный снайпер, но пока не могу, поэтому жду. Придет мое время.
Дима молча смотрел