Егорьевские тайны. Проклятая шкатулка. Ирина Славина
старушка предложила:
– А сходи-ка ты, паря, к Никитишне за молоком. Блинов напечем. Заодно и развеешься. Работа – она всю тоску выгоняет. Это у тебя от переизбытка свободы, наверное. Вот вы с Динкой все учились, учились, все бегали-бегали, а тут раз – и ничего не надо! Ни тебе на урок бежать, ни зубрить. Точно, от безделья и тоска твоя! – И уже повеселевшим голосом добавила, – Вот я вас работой-то загружу, так враз вылечишься! Ну, беги за молоком-то!
– Блины, значит, затеяли? – приговаривала Никитишна, наливая в бидон молока. – А Варваре скажи, я на блины-то приду! Вот как управлюсь с Буренкой своей, так и приду! А ты чего смурной такой? Не выспался? Али по городской жизни затосковал? Ну, шагай, шагай.
Никитишна проводила Миху до калитки и пробормотала:
– Ишь ты, молчун. И чего это с ним? Ох, чует мое сердце, надо к Зойке бежать. Ох, Варенька, ох, неладно у вас что-то в доме…
Старушка присела на лавочку и прикрыла глаза, пытаясь уловить промелькнувшую мысль:
– Ох, неладное что-то грядет, нехорошее…
***
Пролетела первая неделя пребывания Егорьевском. На Миху было жалко смотреть. Он почти не спал, плохо ел, стал угрюмым и раздражительным. Все попытки Динки вытащить Миху в рощу или к реке не имели успеха. Парень ссылался то на плохое настроение, то на усталость. А по вечерам корил себя за то, что снова обидел бедную Динку. Ближе к ночи нервозность Михи усиливалась. Он метался по комнате, выходил в сад, но ни тут, ни там не находил покоя. Парень чувствовал, как его будто что-то манит, зовет, но не понимал, что именно вызывает такую тоску. Ночами ему снился косматый старик в нелепом зеленом кафтане, который за что-то ругал Миху и требовал «вернуть ее на место». За плечом старика иногда мелькала грустная Глаша. Она с укором смотрела на Миху и качала головой.
В одну из таких унылых бессонных ночей Миха решил плюнуть на все и уехать в город.
– Ну, не климат мне здесь! – оправдывался он перед собой. – Вот вернусь домой, в Новосибирск, все и пройдет.
К его ногам гремя, словно сухие желуди в мешке, вылетела деревянная шкатулка. Миха растерянно посмотрел на нее. Он уже и думать забыл про свою находку. Парень потянулся к коробочке, усмехнувшись про себя: «Девчонки! Ленточки-бантики… Мне бы их заботы!» Миха лениво перебрал содержимое шкатулки, повертел в руках пуговицу, удивился: до чего же куколка похожа на живого человечка, нащупал на самом дне, в уголке, что-то холодное… «Кольцо! – вспомнил Миха, и его обдало жаром. – Надо надеть его!» И тут же кольцо, будто само собой очутилось у Михи на пальце. По телу пробежал холодок, заставляя парня вздрогнуть и оглянуться: откуда сквозняк? Миха встал с пола и медленно подошел к распахнутому окну. Неожиданно он понял, что все изменилось – нет, не вокруг, а в нем самом. Все стало скучным, неинтересным, захотелось куда-то бежать – далеко-далеко за лес, за горы, к самым облакам! А там… что будет там, Миха не знал – пока не знал! но чувствовал, что пройдет тогда и тоска, и бессонница, и все станет так хорошо, как не было никогда прежде. Он взял тряпичную куклу, бережно положил ее в шкатулку, шкатулку сунул