Непристойные рассказы. Олег Лукошин
танцевать. Точнее беситься, потому что танцами наши телодвижения назвать было сложно.
– Потанцуем? – подходит ко мне Лена.
– Давай, – робко соглашаюсь я, оглядываясь по сторонам.
Мы обнимаемся и под медленный танец, звучащий из хриплых магнитофонных динамиков начинаем топтаться в центре класса. Танец вдвоём – шаг неординарный и вызывающий. Присвистывая и корча гримасы, одноклассники пялятся на нас.
– Чего не заходишь? – спрашивает меня Лена. – Музыку бы послушали, покувыркались.
Меня пугает её открытость. В ней что-то подозрительное, настораживающее. Я вспоминаю, как мы целовались и от этого воспоминания мне то ли стыдно, то ли страшно. Она готова принять меня всего, всего без остатка, я же даже частично не принимаю её. Что-то сдерживает меня. Может, нечто, таящееся в глубинах, а может взгляды одноклассников.
– Времени нет, – отвечаю я, стараясь не смотреть ей в глаза.
– А, – понимающе вздергивает носик Лена. – Ты заходи, не стесняйся. Я всегда тебе рада. Ты хороший.
– Игорь с сифилисной танцует… – слышу я доносящийся со всех сторон шёпот. – Тоже сифой стать захотел.
Песня в самом разгаре. Я освобождаюсь от Лениных рук.
– В туалет сгоняю, – говорю я.
Когда я возвращаюсь в класс, Лены уже нет. Толпа пацанов, воспользовавшись отлучкой Зои Михайловны, зажимает на парте Таньку Федосееву. Девочки стоят в противоположном углу и осуждающе-игриво наблюдают за сценой. Танька лежит на парте, её щупают десятки рук, она смеётся, визжит и пытается брыкаться.
Я понимаю, что не должен отставать от коллектива, кидаюсь в толпу и вместе со всеми тяну свои ладони к Танькиному телу.
Борт ванной был самым романтичным местом моего детства. Я открывал в кране воду, если в доме находились родители, не открывал, если их не было, стягивал штаны и теребил свой пенис. После появления в классе Лены, в голову лезла только она.
Я представлял себя могущественным карликом Туранчоксом, который содержал в подвалах своей тюрьмы сотни искусственно выведенных девушек. Каждый вечер я вызывал к себе по одной.
– А сегодня – Нийю! – приказывал я слугам.
Они отправлялись в подземелье и вскоре приводили закованную в наручники девушку в разорванном платье. Лицо Нийи рассекали кровоподтёки, она была испугана, она дрожала, она понимала, что её ожидает нечто страшное.
– Ты мечтаешь об «Астре»? – медленно и вдумчиво произнося слова, спрашивал я её.
– Да, мой господин! – отвечала Нийя. – Я каждую минуту мечтаю об «Астре».
– О какой «Астре» ты мечтаешь, потаскуха?
– Я мечтаю о вашей «Астре», мой Туранчокс.
– О моей?!
Я был доволен её ответом.
– Встань на четвереньки, – произносил я.
Нийя вставала.
– Скажи мне, чего ты хочешь? – шептал я ей в ухо и трогал кончиками пальцев проступающую через разорванный балахон кожу.
– Я хочу на «Астру»! – вскрикивала Нийя. – Я хочу на неё!
Я сбрасывал свои карликовые инопланетные штанишки, выпускал