Последние дни Помпеи. Эдвард Бульвер-Литтон
неги. Эта комната, как и подобало ее важному значению в процедуре омовений, была отделана богаче и тщательнее прочих: сводчатый потолок был украшен роскошной резьбой и живописью. Окна с матовыми стеклами, помещавшиеся вверху, пропускали лишь тусклые, смягченные лучи света. Под массивными карнизами красовались барельефы. Стены сияли яркой пунцовой краской, а пол был выложен искусной белой мозаикой. Здесь обычные посетители, совершавшие омовение раз по семи в день, оставались в состоянии томного, молчаливого изнеможения, до или, большей частью, после ванны. Многие из этих жертв страстной заботы о здоровье устремляли львиные взоры на входящих и только кивали друзьям, боясь утомить себя разговорами.
Из этой комнаты общество опять разделялось, смотря по прихоти и вкусу каждого: некоторые шли в судаториум, – вроде наших паровых бань, а оттуда в горячие ванны. Другие же, более привычные к моциону и не желая подвергаться утомлению, шли прямо в калидариум, или водяные ванны.
Чтобы дополнить этот очерк и дать читателю надлежащее понятие об этом главном наслаждении древних, проследим за Лепидом, аккуратно проделывавшим всю процедуру, кроме холодной ванны, недавно вышедшей из моды. Постепенно нагревшись в тепидариуме, помпейский щеголь переходил в судаториум. Пусть сам читатель представит себе последовательную процедуру паровой ванны, напитанной острыми ароматами. После этой операции купальщика подхватывали рабы, всегда дожидавшиеся его в банях, и снимали с его тела капли испарины небольшой лопаточкой. Кстати сказать, один современный путешественник серьезно уверял, что этот инструмент предназначен для соскабливания грязи, тогда как грязи ни в каком случае не могло оказаться на выхоленной, гладкой коже постоянного купальщика. Оттуда, немного охладившись, Лепид перешел в водяную ванну, опять-таки щедро уснащенную благоуханиями. Затем, когда он вышел в противоположные двери, освежающий дождь облил его с ног до головы. Закутавшись в легкую одежду, он вернулся в тепидариум, где застал Главка, который не входил в судаториум. Здесь-то и началось главное наслаждение и роскошь бань. Рабы приносили сосуды – золотые, алебастровые или хрустальные, осыпанные драгоценными камнями, и умащали купальщиков дорогими благовониями из всех стран света. Одни названия этих духов, употребляемых богатыми людьми, наполнили бы целые страницы: между прочими назовем Amaracinum, Megalium, Nardum – omne quod exit in um. В это время тихая музыка раздавалась из соседней комнаты, и те, которые пользовались банями умеренно, освеженные и подкрепленные этой приятной процедурой, беседовали между собой с живостью и увлечением, как будто помолодели.
– Да будет благословен тот, кто выдумал бани! – сказал Главк, развалившись на одном из бронзовых лож, покрытых мягкими подушками (до сих пор можно видеть такие ложа в этом самом тепидариуме). – Кто бы ни был он, Геркулес или Бахус, – он заслуживает быть причисленным к сонму богов.
– Скажи мне, – проговорил один толстяк, сопя и вздыхая, в то время как подвергался операции растирания, –