Внутренний порок. Томас Пинчон
в дешевых черно-белых телевизорах. Официантки в черных шелковых чонсамах, запечатанных красными тропическими цветами, скользили повсюду на высоких каблуках, разнося высокие узкие напитки, украшенные настоящими орхидеями, ломтиками манго и ярким аквамариновым пластиком, отлитым в такие формы, чтобы напоминали бамбук. Посетители за столиками подавались друг к другу, потом отстранялись – в медленных ритмах, словно растения под водой. Завсегдатаи стопками хлебали горячее сакэ, запивая его ледяным шампанским. Воздух был густ от дыма опийных трубок и бонгов с каннабисом, равно как и гвоздичных сигарет, малазийских сигар и «Холодков» системы исправительных наказаний, повсюду в сумраке то ярче, то тусклее пульсировали крохотные тлеющие фокусы осознания. Внизу, для ностальгирующих по Макао и утехам Фелисидад-стрит, денно и нощно не заканчивалась привилегированная партия в фантан – а также в маджонг и го по доллару за камушек – в различных альковах за бисерными занавесями.
– Итак, Док, друг мой, – предупредила Мотелла, когда они скользнули в кабинку, задрапированную какой-то тигриной шкурой, набитой на ситец оттенками лилового лака для ногтей и броской ржавчины, – не забывай, сегодня раскручиваемся мы с Лурд, поэтому, ну, только выпивка, никакой срани под зонтиками. – Дока больше чем устраивало, учитывая их неравенство доходов и прочее.
Паря и Хоакин возникли, как только клубный оркестр заперколировал живеньким исполнением «дверной» «Люди странны (когда сам странник)», – щеголяя широкополыми панамами, липовыми дизайнерскими очками и белыми гражданскими костюмами, купленными с какой-то вешалки в «Поместьях Кайзера» в Цзюлуне, – вхиляли в ногу, по шагу на такт, помахивая в воздухе указательным пальцем, и в глубь самых глухих пределов клуба.
– Хоакин! Паря! – вскричали девушки, – Ох нифигасе! Врубись-ка! Так ништяцки смотритесь! – И тому подобное. Хотя немногие мужчины вообще-то живут настолько зашибенски, что не поведутся на подобную принародную оценку, Док к тому же заметил, что Паря и Хоакин переглядываются с мыслью: «Бля, чувак, ну вот как это ему удается».
– Возможно, придется покинуть вас в спешке, mes chéries[24], – пророкотал Паря, погрузив одну руку в афро Мотеллы и впутавшись в поцелуй определенной длительности.
– Ничего личного, – добавил Хоакин, – кое-какая срочная командировка, – охватывая Лурд, вероятно, еще более страстным объятьем, прерванным хорошо известной басовой партией от группы, запрятанной в рощицу комнатных пальм.
– Отлично! – Мотелла, хватая Парю за галстук, несший на себе цветистый пейзаж тихоокеанской лагуны психоделических оттенков. – Давай «лягай»!
За две секунды Хоакин исчез под столом.
– Это что? – Лурд, не теряя головы.
– Какая-то психологическая срань из ‘Нама, – Паря, увиливая танцем, – стоит кому-нибудь сказать, он выполняет.
– Нормалек, толпа, – прорезался Хоакин, который всю войну старался деньжат заработать,
Мои милые