Страсти по Фаусту. Роман. Светослов
Никанорыч вышел с территории газона с кривой оградой и направился куда глаза глядят. А глаза его глядели в никуда, точнее говоря, они пытались угадать, в какой стороне найдётся хоть что-то радующее и обнадёживающее… Тут Никанорыч начал вспоминать всю свою жизнь с её шиком и откатом, с вылетами и падениями. Да, было, что вспомнить… Ведь писал же картины! Нет же, надо было бросить всё это, заняться дурацким бизнесом, этим кидаловом с надувными понтами. Нет, не так всё. А в хакеры на кой хрен полез? Как будто без него не обошлись бы эти сетевики. Нет же, надо было опять на бабло разогреться… Вот и разогрелся, – сдуру не в тот хостинг залез. Вот страху-то натерпелся… Пришлось следы заметать, скрываться от всех… Да, всё не так. Где ж оно, бытие радостное? И почему это радостное всё так завуалировано, сокрыто от человека? Погудел в кабаке – и на улице оказался никому не нужный, да ещё обчищенный… Вот же блин, дела какие в нашем царстве загадочном…
Никанорыч отвлёкся от своих размышлений, бросавших его в болезненный жар, поскольку глаза его вдруг остановились на том, что могло оказаться спасительным в данной неадекватной ситуации. И Лёва застыл на месте. Прямо перед ним в груде какого-то утильного хлама валялась видная книга… Никанорыч плавно приблизился к ней и взял её в руки. Он про себя прочёл название на обложке:
«Н. В. Гоголь. Мёртвые души…»
Вот оно! Неспроста всё это… Ой, неспроста… Мёртвые души просто так не валяются. Каков смысл! И ведь он, Лев Никанорович Башковитов теперь тоже является одним из тех, кто постиг эту леденящую изнанку действительности, затуманенную сладким дымом Отечества…
Тут он вдруг вспомнил ещё кое-что, отчего взгляд его прояснился до слёз, и он мысленно вымолвил:
«А ведь началось-то всё тоже с книги, – „Капитал“! И здесь книга… Неспроста всё это. Значит, помнят меня ещё там, где всё в радости. Значит, не забыт ещё я, не пропал до конца…»
Внезапный визг протекторов заставил Никанорыча вздрогнуть и спрятать книгу за пазуху, – проезжавший мимо легковой автомобиль не вписался в поворот, отчего въехал на обочину и тут же вырулил обратно на трассу с непонятным покрытием. Лёва проводил взглядом спятившую легковуху и подумал:
«Вот сумасшедшие. Все что ли они тут такие? Вот попал я… Да, надо что предпринимать… Нет смысла околачиваться без нужды в этой глухомани с её обломами… Как точно! Обломы! Ресторан назывался „Обломов“! Вспомнил… Вот же блин, реально ирония судьбы… Обломов… Вот жуть-то! А город это какой? И что за провалы такие в памяти? Да, надо что-то делать. Как-то спасаться надо, выходить из всего этого бреда…»
Никанорыч остановил размышления и направился туда, куда подсказывала ему интуиция, а она, эта его интуиция, как известно, никогда его не обманывала…
Внезапный надрыв какой-то пьяной шальной гармони заставил Никанорыча вздрогнуть и застыть от озноба… Откуда-то доносилось разухабистое рыдание этого русского инструмента, вобравшего в себя грозовую тоску, и безумную