Золотой корсар. Луи Нуар
предположить, что для того, чтобы не привлекать к себе внимание, эта женщина переоденется в матроса. Я уже приказал усилить наблюдение за портом: все курсирующие вдоль берега шлюпки находятся под неусыпным контролем наших агентов. По моему распоряжению, особое внимание они уделяют молодым мужчинам, которые могут оказаться женщинами.
– Великолепно!.. Вот уж действительно, Корнарини, повезло тебе так повезло – мало того, что родился герцогом, так еще и самодержца в правителях имеешь.
– Не понимаю, к чему вы клоните, сир?
– Да к тому, что ты бы никогда не стал министром, не имей своего имени, и не будь я абсолютным властителем. При демократическом режиме министром был бы твой скромный заместитель, Луиджи Фаринелли, тот сообразительный юноша, что подкидывает тебе идеи и выдумывает за тебя планы.
– Я рад, что Ваше Величество так ценят этого юношу, – сказал министр, проглотив оскорбление. – Мне он тоже нравится, и я не премину выказать ему свое особое расположение.
– Но не слишком особое, герцог! – строго промолвил король и повторил: – Не слишком особое… Ступай.
Почтительно поклонившись, Корнарини удалился.
Вернувшись к себе, он вызвал заместителя.
– Король желает видеть результаты, маэстро Луиджи. Завалите дело – отправитесь на каторгу. Я вас предупредил.
– А не обещал ли король осыпать дублонами того, кто поймает эту женщину?
– Изволишь шутить, негодяй?
– Простите, ваше превосходительство.
И, щелкнув каблуками, офицер полиции ретировался.
Ладно скроенный, смелый, слишком красивый для сбира, Луиджи был тщеславен, любил деньги и хотел преуспеть в жизни. Он был негодяем, сутенером, ничтожеством, но мало чего боялся.
– Похоже, пришло время покончить с этим раз и навсегда, – прошептал он, выйдя от министра.
Спустя четверть часа Луиджи стоял перед королем.
– Сир, – сказал он, – позвольте мне быть с вами откровенным, это касается моей службы вам.
– Говори! – молвил король.
– Сир, я – один из тех, что призваны следить за порядком в Неаполе, и, должен признаться, обеспечить его нам удается не всегда.
– Думаешь, я этого не знаю?
– Нет, сир. На моих плечах еще осталось одно из свидетельств того, что Ваше Величество не очень довольны своими сбирами.
– Тебя били?
– Да, сир.
– Но ты, однако же, не простой сбир. Я не желаю, чтобы высшие полицейские чины постигла участь их подчиненных.
– Вы правы, Ваше Величество. Но, если позволите заметить, полиция есть не что иное, как армия, ведущая особую войну с врагами государства внутри королевства.
– Лучше и не выразишься!
– Вы слишком добры, Ваше Величество. Так вот: войну эту мы ведем плохо, так как ей недостает нервов[7].
– Ты хочешь сказать, герцог вам не платит?
– И правильно делает, – смело отвечал сбир. – На его месте я поступал бы так же.
На лице короля
«Нервы войны – деньги» – перефразированная Цицероном строка древнегреческого поэта Биона.