Мой любимый пират. Повести. Евгений Кремнёв
автобусной остановки. Был ровно полдень, но пасмурно и скучно, и дорога была пустынна и скучна. Мимо проехал автобус-катафалк и два автобуса с провожающими в последний путь. Шофер катафалка кивнул Гансу как старому приятелю. Какого хрена!
Так они посидели еще около получаса, но не было ни единой машины, ни такси, ни автобуса, и по дачным тропам не подошло к остановке ни единой души. Ганс оглянулся в сторону пади, откуда они пришли и онемел. Там неспешно брела лошадка с пастухом, за ней бежала собака – Амур. На коне сидел пастух без головы. Психиатр отвернулся, пытаясь стряхнуть морок, опять посмотрел назад. Ничего не изменилось – безголовый почтальон Печкин понуро ехал на своей лошадке. «Значит, соврал насчет богатства для матрешек» – всплыла у Ганса Андреевича мысль и тут пшикнуло почти у самого уха. Он повернулся: прямо перед ним стоял катафалк. Водитель кивком пригласил их в салон.
Неприятное чувство удерживало Ганса, но и отказываться было бы глупо – на дороге такая пустыня. Он нежно встряхнул Ингу. Та открыла полупьяные глаза. – Что?
– Поехали.
Не разбирая, что, да как, она влезла в автобус и плюхнулась на сиденье. Ганс сел рядом. Инга поежилась и открыла глаза. – Чем пахнет?
Гансу, подрабатывавшему в студенческие времена в морге, была знакома эта смесь запахов свежеструганной доски, сурика, формалина, а сейчас к нему добавился запах увядших цветов.
Инга обеспокоенно оглянулась и вскрикнула. – А, это что?! – Девушка вмиг протрезвела. За их спиной, вдоль стенок, тянулось два длинных сиденья,
а посередине стоял низенький постамент, обтянутый кумачом.
Ганс отвернулся, жалея, что влез в этот злополучный автобус, который, между прочим, до сих пор не тронулся.
– Там гроб стоял, – ответил он понуро.
– Я не останусь здесь ни минуты! Пусти меня! Пусти!
– Дверь открой! – крикну Ганс и заглянул за перегородку водителя. Но там никого не было.
– Да откройте же вы! – надрывно закричала Инга, уже стучавшая по створкам дверей.
Ганс хотел, было, выругаться на нелепые шутки шофера, но случилось такое, отчего он потерял дар речи: рычаг скоростей переключился сам собой, автобус тронулся, развернулся и, набирая скорость, помчался по дороге.
Инга замолчала и со страхом глядела мимо Ганса на пустоту водительского места. – Там что, никого нет?
Она подошла и теперь уже вдвоем завороженно смотрели на руль, манипулирующий автобусом.
Катафалк с ходу влетел в сумерки, тут же сгустившиеся в непроглядную тьму. Сами собой включились фары и свет в салоне, и вслед за этим так грохнуло, что автобус качнуло, металл заскрежетал и стекла посыпались.
Обернувшись, Ганс и Инга оледенели. На прежде пустом постаменте, стоял гроб, а в нем, усыпанный осколками битого стекла лежал мертвец. Его лицо и тело по грудь были прикрыты белым тюлем. В автобусной крыше зияла дыра с зазубринами гнутого металла.
Тюль на груди зашевелилась, приподнялась и две черных руки, выпроставшись, легли на края