Мой любимый пират. Повести. Евгений Кремнёв
рвало, а бабка держала ей волосы, потом подала полотенце. Инга вытерла рот, и они пошли в кухню, где и обнаружился источник чудесных запахов: помещение почти до потолка была забито банками с соленьями, вареньями, компотами, часть из них была открыта и источала крепкий аромат подпортившегося продукта, на подоконнике громоздились коробки с конфетами, стояло несколько картонных коробок с тортами, покрытых плесенью, под окном штабелем лежали упаковки с «Чокопаями», пакеты с сушеными кальмарами, корюшкой, прямо на полу горкой были рассыпаны семечки, и тут же на газете лежали подернутые зеленью финики, в мойке громоздилась гора немытой посуды. На свободном пятачке еле помещались кухонный стол, табурет и газовая плита. Знахарка усадила девушку, и та, сдерживая дурноту, сбивчиво рассказала о своих проблемах, бабка – хотя, это была не бабка, а крепкая женщина в годах – в это время восхищённо разглядывала ее.
– Давно таких красавиц не видала! – сказала она, погладила ее пепельно-русые волосы, шею и грудь, спросила, как зовут погибшего, когда родился и похоронен ли уже? Налила воды из крана, поднесла Инге. – Имя свое шепни! – Инга выполнила приказ. Бабка достала из чайника разогретый воск и кинула в ковш. Носила его вокруг ее головы, бормотала, оттянула блузку на ее груди, прыснула туда, в лицо, за шиворот. Приказала не моргать и прыснула в открытые глаза. Потом долго вглядывалась в ковш. – Испугали тебя машина, черная клипса и ножик. – Опять носила ковш вокруг головы, бормотала, и опять всматривалась в меняющийся воск. – А, бояться тебе нужно собаки и похоронных дрог.
Она зажгла спички и поочередно бросала их в воду, спички тонули. Бабка качала головой. – Торопиться надо, красотка, торопиться! Но коли не похоронен ещё парень твой, то мы ещё повоюем! Я водички приготовлю завтра. И заговор сделаю на неё. Очень хорошая водичка получится. Ни один черт тебя не возьмет! – сказала она заговорщицки. – А, ты вот что, – зашептала бабка. – Тортик мне принеси, а то я давно, сладким не баловалась! В три часа принеси!.. И ещё… – она вытащила из шкафа лабораторную пробирку, провела её в темный зальчик, заставленный старомодной мебелью, и приказала раздеться. – Зачем? – испугалась Инга.
– Надо, – сказала знахарка. Инга сняла с себя все и в тот же миг почувствовала тяжесть внизу живота, указывавшую на приближение месячных, хотя до срока ещё была неделя. По ее бедру побежали одна, другая, третья алые капли, Инга вскрикнула. Знахарка же наклонилась и собрала их в пробирку…
Вечером она спросила бородача, неужто ей придется опять спать в психиатрической клинике, где ночью к ней опять возможно кто-нибудь придет, и будет бесчестить. Ганс Андреевич сказал, что может отпустить её домой, но не одну, потому что он за нее ответственен. Инга призналась, что она боится ночевать и дома ночевать одна и если он не против…
– Ну, в чем вопрос.
– Только…
– Не переживай, я буду вести себя как агнец божий, – упредил ее Ганс Андреевич, прекрасно зная, что агнцем