Патрик Леруа. Годы 1821—1830. Татьяна Васильевна Адаменко
об этом меня? Вы же знаете, дорогая Сильвия, что я просто обожаю читать! Я готов читать все, что угодно!
И вдруг Сильвия взглянула на Леруа с быстрой, как молния, заговорщицкой улыбкой. Леруа просто не смог не улыбнуться в ответ, уголки губ с некоторой задержкой, вызванной непривычной работой, сами поползли вверх; но Сильвия уже отвернулась и заговорила о чем-то необязательном с соседом справа.
Наконец объявили обещанный десерт, двери распахнулись, и четверо лакеев на массивном серебряном подносе внесли огромный торт.
В первый момент Леруа не успел разглядеть его толком, только удивился странной, асимметричной форме, похожей на полуразрушенный лестничный пролет; когда же торт водрузили на стол, он увидел, что это не лестница, а полукруг с скамьями в три яруса, покрытыми черной и белой глазурью. На них сидели марципановые фигурки, каждая ростом с ладонь.
Кондитер сделал их так искусно, что они сидели в совершенно естественных позах, с разными чертами лица, но с общим выражением. Их взгляды были направлены в одну точку, где должна была стоять трибуна, а стояла гильотина, точнее, ее миниатюрная, но точная в каждой детали копия, и сталь скошенного лезвия холодно отблескивала.
И внезапно Леруа понял, что на гильотину смотрят съедобные копии Дантона, Марата, Робеспьера, с карикатурно увеличенными чертами. Были еще Кутон, Сен-Жюст, даже старик Мирабо угодил в эту компанию.
Он негромко кашлянул, вслушиваясь в объяснения Сильвии для гостей, что «каждый может выбрать революционера себе по вкусу и поступить с ним как полагается».
– Это как же? – довольно громко проворчала мадам в черном тюрбане, возможно, недовольная тем, что торт почти полностью скрыл от ее дочери Шарля дЭвре.
– Позвольте вам продемонстрировать, – радушно улыбнулась Сильвия. Её изящная ручка в непритворной задумчивости зависла над головами кукол и, наконец, остановилась на герцоге Эгалите. Сияя, она укладывала подвижные конечности куклы в коленопреклоненную позу, когда ее руку вдруг перехватил Шарль.
– Убери пальцы из-под ножа, – тихо сказал он, Леруа пришлось напрячь слух. – Вдруг замок сорвется.
– Что за глупости, Шарль! – недовольно ответила Сильвия, но куклу всё же отдала.
Шарль, против обычая, разместил Эгалите лицом вверх, подведя его шею точно под опускающееся лезвие.
– Вы знаете, так казнили их отца, – шепнула Леруа соседка. – Он сам пожелал видеть все…
Сильвия вместе с остальными гостями взволнованно следила за руками Шарля.
Лезвие со свистящим вздохом упало, и отрубленная головка покатилась в крошечную корзину, а из желейной шеи медленно выступил густой и сладкий красный сок.
Шарль галантно поставил корзинку с головой герцога среди бумажных цветов у тарелки сестры, затем подал блюдце с телом обезглавленной куклы.
Сильвия изящно принялась за десерт, ножичком разделив куклу на части и макая их в густо-красный сок, как в подливу.
Шарль