Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю. Роберт Каплан
Востока, как и турки-мусульмане.
«Сербы и хорваты, если говорить о нации и языке, изначально один народ, и два названия просто указывают на географическое положение», – пишет британский специалист Невилл Форбс в своем классическом исследовании 1915 г. о Балканах. Если бы не религия, для враждебности между хорватами и сербами практически не было бы никакой почвы.
Но в данном случае религия имеет большое значение. Поскольку католицизм возник на Западе, а православие – на Востоке, различия между ними сильнее, чем, скажем, между католицизмом и протестантизмом или даже между католицизмом и иудаизмом (который благодаря диаспоре также развивался на Западе). Если западные религии придают особое значение идеям и делам, восточные религии акцентируются на красоте и магии. Служба в восточной церкви – почти физическое воссоздание рая на земле. Даже католицизм, наиболее барочная из западных религий, по меркам восточного православия аскетичен и интеллектуален. Католические монахи (францисканцы, иезуиты и прочие) ведут активную жизнь, принимают участие в таких мирских занятиях, как преподавание, литературная и общественная деятельность. Напротив, православные монахи тяготеют к созерцательности, труд для них почти помеха, поскольку отвлекает от поклонения божественной красоте.
Такие различия на протяжении веков порождают конфликтующий подход к повседневной жизни. В кафе на улице напротив Загребского собора один мой приятель-католик пояснял: «Когда я пошел служить в югославскую армию, я впервые в жизни встретился с сербами. Они мне рассказывали, что традиционная сербская свадьба длится четыре дня. Четыре дня для молитв и празднования. Кому это надо? Одного дня вполне достаточно. После этого надо возвращаться к работе. Сербы для меня странные люди, иррациональные, как цыгане. Им действительно нравится армия. Как можно любить армию? Я ее терпеть не могу. Армия для словенцев и хорватов – пустая трата времени. Вместо этого мы могли бы зарабатывать деньги. И кто хочет ехать в Белград? Белград – это третий мир. Вена мне гораздо ближе».
А Карла Кунц-Цизель, переводчица романов Джона Стейнбека на хорватский язык, сообщила мне с сознательной гордостью: «Я чувствую себя ближе к Вене, чем к Белграду. Загреб – это еще Европа. Помню, после последней войны Лоуренс Даррел, британский писатель, который в то время работал в британском посольстве в Белграде, каждые выходные ехал на своем джипе пару часов по пыльной ухабистой дороге, после чего восклицал: «Слава богу, Карла, я снова на Западе».
Какими бы эксплуататорами ни были габсбургские австрийцы, как бы хорваты ни жаждали от них освободиться, в Хорватии блеск Вены всегда был символом Запада и католицизма, и по этой причине хорваты простили габсбургской династии все ее грехи.
Для современных хорватов Габсбурги представляют собой последний нормальный и стабильный период в истории Центральной Европы перед кошмарным провалом нацизма и коммунизма. Но хорваты забывают, что до нацизма